Рапсодия для двоих

– Сдохни, сволочь! – и с удовлетворением положила телефон под подушку. Звонкие трели арестованного аппарата больше не нарушали тишину её комнатки.

– Пожалуй, вздремну ещё пол часика, – раздумчиво прошептала сонная девушка. Но тут же вспомнила про утреннее совещание медперсонала, ежедневно проводимое главврачом, строгим, принципиальным мужиком самого что ни на есть пенсионного возраста.

Анатолий Михайлович чем-то походил на её деда Сергея, которого Светка запомнила сухоньким, лысоголовым старичком, одетым по своей личной моде. Его голова, похоже, не имела ни малейшего представления ни о какой защите. Даже зимой она не боялась ни колючего снега, ни лютого холода, ни промозглого ветра. Старые, видавшие виды сапоги, давно забывшие, как выглядят чистые носки, сидели на дедовых ногах, как влитые. А длинный клетчатый пиджак с огромными карманами, вмещающими тысячу забавных вещиц, давно стал его визитной карточкой.

Дед Сергей, прозванный местными остряками ещё в младые годы Серёгой-Тарзаном за беззаветную любовь к иностранному фильму, скоропостижно скончался от обширного инфаркта в далёком татарском городке. Не выдержало больное сердце старика предательства любимого завода, без сожаления отправившего бессменного руководителя заводской партячейки на заслуженный отдых. Правда, на прощание за особые заслуги перед родиной и отечественной металлургией ему была подарена огромная квартира, где без особого труда смог бы разместиться чуть ли не целый солдатский взвод. Мать не захотела хоронить нелюбимого ею свёкра, но наследственную канитель с лакомой жилплощадью всё же затеяла. Успешно выиграв несколько судебных процессов, изрядно поредевшая семья Громушкиных немедленно переехала в новые комнаты, обставленные старым хламьём. В этих почти генеральских апартаментах и понесла малолетняя Светка от непутёвого Тимофея Гордеева.

Человеческая память часто недолговечна и выборочна, а уж мужская – тем более. Спустя всего год после смерти их первенца Тимоша попросту забыл о произошедшем. И теперь почти каждое утро несостоявшийся отец названивал в их дом, беспардонно нарушая сон и покой Светланы, спавшей в обнимку с писклявым другом. Вот и сейчас освобождённый из мягкого подушечного плена телефонный огрызок сдавленно пискнул звучным голосом Тимофея, больно всколыхнув затухающую женскую память.

– Матери нет дома, – почему-то прошептала Светлана, точно кто-то умер.

Да так и было. Ведь это она умерла в то утро, когда визгливый голос палатной медсестры с деланной скорбью произнёс:

– Вашего мальчика мы потеряли вчера вечером. Всего лишь банальная простуда – и летальный исход. Не расстраивайся, милая. Станешь ещё мамашей миллион раз. Вон, какая грудастая, все мужики твои будут, – успокаивала она Светлану, впавшую в глубокий ступор от навалившегося на неё горя.

Казалось, всё это случилось совсем недавно. Снова острым ножом полоснула её тело резкая боль, и привычно заныло сердце. Единственный ребёнок, плод любовных утех с Тимошей, не забылся до сих пор. И потому открытая в районной больнице рана постоянно кровоточила, вызывая время от времени необъяснимое желание повеситься прямо на загаженном голубями балконе. Чтобы все видели её мёртвую плоть и показывали на неё жадными до денег ручонками.

Вот и сейчас больно засвербело под ложечкой и стало грустно от того, что наврала Тимофею про мать, громко сопевшую в соседней комнате. А Тимофей, как обычно, не вспомнил, что сегодня у неё день рождения. Как будто и не было никогда ни их любви, ни малыша, загубленного в районной больничке.

Снова загремел телефон и заученно произнёс тот же глупейший вопрос, услышав который она рассерженно прокричала в ответ: «Не смейте никогда сюда звонить!» Беспомощно зарыдав, Светлана зло швырнула трубку на рычаг старенького обшарпанного аппарата. Кто-то настойчиво хотел испортить ей настроение с самого раннего утра.

Ещё не было обычных 6.30 – времени её утреннего моциона. Так она называла приём маленького, на один зубок, бутербродика с малиновым вареньем и кофепитие из простенькой кофеварки, подаренной матери её сослуживцами на какую-то юбилейную дату.

Светлана неохотно отбросила стёганое одеяло и вскочила, второпях накидывая на обнажённое тело тёплый байковый халатик. Снова зазвонил телефон, хрипло издавая противный дребезжащий стон, сравнимый разве что со звуком лопнувшей пружины или гитарной струны. Хозяйка «королевского будуара» обычно стремглав бежала на настойчивый призыв старенького аппарата, но только не в этот раз. Безумно хотелось метнуть подушкой в бывшего друга, в одночасье превратившегося в самого заклятого врага. И заснуть ещё часика на два. Или, ещё лучше, не вставать с постели до самого вечера. Но коварное время неслось вскачь, как стреноженный конь. И не выспавшейся девушке всё же пришлось, перебарывая свои тайные желания, ползти на кухню.