Эти десять минут я провожу за дегустацией блюд и вина, что оставили гости Микки, после чего закидываю ноги на стол, будь прокляты эти туфли на высоком каблуке. Когда время выходит, я забираю документы у Микки. Но, пролистывая их, поглядываю на него. Теперь лицо Микки блестит от пота, и держу пари, если он снимет пиджак от смокинга, то на рубашке будут огромные круги под подмышками.
Закончив смотреть документы, я убираю их обратно в сумку.
— Мы почти закончили.
— П-п-почти? — Он говорит так, словно впервые это слышит.
— Ты же не думал, что я уйду, как только получу от тебя несколько жалких подписей? — Я качаю головой, теперь моя кожа светиться ярче огня свечей. Сирена от этого в восторге. Играет с жертвой. — Ох, Микки, нет, нет, нет. — В этот момент игра заканчивается, и я перехожу в решительное наступление. Подавшись вперед, я вкладываю в голос всю, какой могу управлять, силу. — Ты исправишь свои ошибки, и никогда больше так не поступишь. До конца жизни ты будешь вкалывать, чтобы стать лучше и заслужить прощение своей матери. — Он кивает. Я хватаю сумку. — Будь хорошим сыном. И если я услышу, что ты им не был, если я вообще что-нибудь услышу плохое о тебе, мы вновь встретимся, и ты не обрадуешься этому.
Он трясет головой с пустым выражением на лице.
Я встаю. Моя работа здесь окончена. Обошлась простыми командами.
На заре времён, когда сирены славились тем, что зазывали моряков на неизбежную смерть, это была излюбленная фраза.
Иногда, когда я остаюсь наедине со своими мыслями — что происходит довольно часто — я думаю о тех женщинах, которые собирались на скалах и зазывали моряков, уговаривали их пойти на смерть. Все так и происходило? Сирены хотели их смерти? Почему охотились конкретно на моряков? В мифах об этом никогда не упоминалась. Интересно, походили ли они на меня… ведь их красота пленяла жертв задолго до того, как это делала их сила. Быть может, какой-то моряк оскорбил одну из тех женщин, прежде чем они обрели голос. Поэтому они стали озлобленными и уставшими, как я, и направили силу на наказание виновных. Интересно, сколько правды в этой сказке, и сколько невинных среди жертв.
Я охочусь на плохих людей. Эта моя Вендетта. Моя зависимость.
Я поднимаюсь по ступеням на крыльцо своего дома в Малибу, еле волоча, уставшие после нескольких часов, проведенных на каблуках, ноги. С деревянных реек дома облезла синевато-серая краска, а ярко-зеленая плесень растет вдоль крыши. Я захожу внутрь своего совершенно несовершенного, совсем простенького дома. Три спальни, барная стойка из кафеля со сколами, а если пройтись босиком по полу, то ноги будут в песке. Гостиная и спальня, с панорамными окнами и французскими дверями, выходят на задний двор, за которым мир исчезает. Деревянная лестница ведет вниз к прибрежной скале, на которой и стоит дом, и на дно ледяного Тихого Океана, целующего песчаный берег Калифорнии — и твои ноги, если захочешь. Это место — моё убежище. Я сразу это поняла, как только риелтор показал мне дом два года назад. Я иду через дом в полной темноте, не удосужившись включить свет, и по частям снимаю с себя одежду, оставляя ее лежать там, куда она падает. Уберу завтра, а сегодня вечером у меня свидание с океаном и затем с кроватью. Через окно в гостиной проникает яркий свет луны, и мое сердце наполняет бесконечная тоска. В тайне я рада, что Илай держится подальше от меня, пока не закончиться полнолуние. Илай оборотень и избегает меня во время Священной семидневки, недели полнолуния, когда не может контролировать свою трансформацию из человека в волка. А у меня свои причины желания побыть в одиночестве в это время, причины, которые никак не связаны ни с Илаем, ни с моим прошлым. Я снимаю джинсы, когда захожу в спальню, чтобы взять купальник. Как только скидываю с себя лифчик, темная тень оживает. Я душу крик, который желает вырваться из горла и начинаю шарить рукой по стене, пока не нахожу выключатель. Со щелчком комнату озаряет свет. Передо мной, развалившись на моей кровати, лежит Торговец.
Глава 3
Руки начинают дрожать, пока я прослушиваю сообщение. Полития занимается этим? Они как сверхъестественная версия ФБР. Только страшнее. Но не должны возникнуть вопросы, а власти держаться подальше. Торговец удостоверился в этом.