Рапсодия в стиле mort

Арсений вернулся в гостиную, взял книгу, полистал странички. Он сам не знал, что искал: записку, подчеркнутые строчки, какие-то знаки и символы… Книга хорошо сохранилась, хотя ее много раз перечитывали. Никаких загнутых уголков, никаких примечаний на полях. Только нетронутый авторский текст. Персонаж затеял сложную игру, понять правила и конечную цель которой не так-то просто.

«Но ты в нее вступишь, потому что тебе интересно», – шепнул внутренний голос.

Арсений с треском захлопнул книгу:

– Я просто хочу вернуть чужие деньги! – сказал он громко.

«Рассказывай!» – откликнулся циник внутри. И в тот же момент часы на низком секретере пробили два раза.

Остаток ночи Арсений провел на диване с собственной книгой в руках. Он не возвращался к ней столько лет, что испытывал странное чувство раздвоенности. Одна его часть (меньшая) знала, что книгу написал он, Арсений Платонов. Другая – и она была гораздо сильнее первой – кричала, что это чужие обороты речи, чужие метафоры, чужой стиль и чужой роман. Арсений склонялся ко второй точке зрения – таким непривычным казался ему язык. Сначала он боялся разочарования, но, переворачивая страницу за страницей, с удивлением отмечал: хорошо! Просто отлично! А иногда поражался: «Неужели это написал я?»

Последняя страница была перевернута, когда за окном окончательно рассвело и яркий свет напольной лампы начал раздражать глаза. Арсений щелкнул выключателем, положил книгу на пол возле дивана и прикрыл лицо сгибом локтя.

«Это действительно хорошая книга», – высказался неподкупный внутренний критик. «Действительно, хорошая», – эхом откликнулся Арсений. Он испытывал странное ликование человека, внезапно обнаружившего в кармане старого костюма солидную позабытую заначку.

Когда его спрашивали, где он берет идеи для романов (такие вопросы задает девяносто шесть читателей из ста), Арсений пожимал плечами, потому что точно знал: нет Центрального Хранилища Идей или готовой Базы Данных для начинающих авторов. Он верил, что каждая хорошая книга, хорошая музыка, хорошая картина уже существуют сами по себе, а человеку дано лишь угадать слова, форму и цвет. По сути, все люди – это приемники разной мощности. Кто-то принимает передачу почти без искажений, и тогда на свет являются «Реквием» Моцарта, «Мертвые души» Гоголя, «Подсолнухи» Ван Гога и просто хорошие произведения искусства рангом пониже. Однако за повышенную восприимчивость всегда приходится расплачиваться по ставке: либо короткой жизнью, либо самоубийством сознания и медленным угасанием в психиатрической лечебнице. Нагрузка или перегрузка – человеку выбирать не дано.

Чтобы поймать передачу, нужно войти в энергетическое поле своего произведения. Как это сделать, не знает никто, даже гении. Когда Арсений писал первую книгу, ему казалось, что строчки вытекают из пальцев сами, а он только наблюдает за этим забавным анатомическим казусом. Страниц было триста шестьдесят пять, как дней в году, и ни на одной из них он, как демократичный отец, не навязывал героям свою волю. Все складывалось само собой, без его участия. Колесико сцеплялось с другим колесиком, действие стремительно неслось вперед, пока он не вывел столь желанное и столь нелюбимое для каждого автора слово «Конец». Он помнил ужасное чувство опустошения (даже «выпотрошенности»), которое пришло после. Передача закончилась, где-то на небесах погасла лампочка, и Арсений Платонов поставил последнюю точку.

Все последующие книги он писал ради того, чтобы вернуть это наркотическое самоубийственное ощущение, но ничего не вышло. Арсений оказался слабым приемником, его мощности хватило только на одну книгу.

Арсений пошел в кабинет, уселся за письменный стол и обеими руками взялся за края – словно обнял. Ощущение было комфортным: стол не слишком большой и не слишком маленький. Он по очереди выдвинул все ящики. В верхнем лежала стопка чистой белой бумаги, несколько отточенных карандашей и дешевых шариковых ручек, остальные пустовали.

Он открыл крышку ноутбука и нажал кнопку включения. Батарея давно должна была разрядиться, но Арсений не пошел за сетевым шнуром. Если его ощущения верны, то старенький «Мак» будет работать не только на электрическом токе.

Экран ожил. Вместо привычного приветствия откуда-то сбоку выплыли большие буквы, сложившиеся в два слова:

НУЖЕН ШЕДЕВР!

– Да, – пробормотал Арсений, плохо понимая, что он говорит. – Я попробую. Господи, я попробую.

Буквы заколыхались, как флаг на ветру, поплыли вверх и исчезли. Арсений положил пальцы на клавиатуру и начал читать строчки, появившиеся в верхней части чистой белой странички:

«Из болезненной полудремы Арсена вырвало прикосновение чужой руки, потрясшей его за плечо. Он быстро поднял голову. Лицо официантки плавало перед ним в сигаретном дыму…»