Рапсодия ветреного острова

Как и раньше, она начала сверху, снимая книги по очереди и скрупулезно перелистывая страницы в поиске любых записей на полях. В спальне уже лежала кучка книг с посланиями, обнаруженными раньше, и она намеревалась добавить к ним новые. Эмми пришло в голову, что послания могут стать более осмысленными для нее, если она обнаружит хоть какое-то подобие порядка, и она уже завела электронный документ, где попыталась систематизировать найденные записи. Она довольно долго изучала их, но единственный вывод заключался в том, что было известно с самого начала: записки представляли собой обмен любовными посланиями между мужчиной и женщиной. Тайный аспект этого любовного романа оставался гипотезой, но Эмми надеялась найти новые доказательства в книгах Хита хотя бы потому, что они происходили из того же источника – чердака его матери.

Она дошла до четвертой книги, прежде чем обнаружила первую записку. Это было позднее издание «Робинзона Крузо», а слова были написаны синими чернилами уже знакомым женским почерком: Я тоскую по тебе. На улице холодно, и павильон стоит пустой.

Удовлетворенная новым доказательством в поддержку гипотезы о тайном романе, Эмми положила книгу рядом с собой и потянулась к следующей. Прошел почти целый час, пока она не обнаружила вторую записку в потрепанном экземпляре «Франкенштейна» Мэри Шелли. Слова были написаны размашистым мужским почерком:

«Он не исчез и не пропал, / Но пышно, чудно превращен / В сокровища морские он»[22].

Эмми узнала слова из шекспировской «Бури», но задумалась об их смысле в послании. О каком превращении шла речь? И кто такой «он»? Она перевернула страницу и увидела отпечатки букв на следующем листе, как будто писавший сильно волновался.

Компакт-диск перестал играть; Эмми заменила его на альбом лучших хитов Томми Дорси и под первые звуки «Вечернего блюза» налила себе бокал вина. Ее мать всегда говорила, что музыка – это подсознательное приглашение к танцу, и Эмми начала кружиться по комнате, огибая стопки книг и вспоминая танцевальные па своих родителей.

Она провальсировала в столовую, куда еще не заглядывала, предпочитая есть на высоких барных табуретах у гранитного «островка» в центре кухни. Отвернувшись от окон, она впервые увидела еще четыре старые фотографии в одинаковых деревянных рамках и остановилась. Эмми шагнула вперед, сделала глоток вина и принялась изучать людей на фотографиях, навеки зафиксированных во времени и обрамленных в рамки под стеклом, словно редкие бабочки.

Вверху слева располагалась свадебная фотография с невестой и женихом, стоявшими на деревянном помосте на фоне океана. Мужчина был одет в белый мундир военно-морского флота, темные туфли и узкий галстук. Он был высоким и светловолосым, и хотя Эмми не назвала бы его красавцем, но его улыбка была чарующей, а глаза, немного скошенные в уголках, придавали его лицу смешливое выражение, даже когда он был серьезен.

Невеста казалась знакомой, и после более внимательного осмотра Эмми поняла, что это та же самая женщина, которая была изображена в купальнике на фотографии в гостиной. Кэтрин, двоюродная бабушка Хита. Она была прекрасна в купальнике и еще более очаровательна в день своей свадьбы, в белом кружевном платье и с большим букетом белых роз в руках. Но если лицо жениха было открытым и улыбчивым, в выражении лица женщины сквозила неуверенность; торжествующий изгиб бровей не вязался с глазами, которые казались скорее удивленными, чем радостными. Ее облик как-то не вязался с торжественностью момента, да и сами жених и невеста казались какими-то чужими друг для друга.

Взгляд Эмми остановился на следующей фотографии, где женщина, которую она распознала как Мэгги, стояла перед магазином, чрезвычайно похожим на «Находки Фолли». На черно-белой фотографии было трудно определить цвет фасада, но он был явно светлее нынешнего розового оттенка, а на старой двери с двумя большими стеклами не было никаких наклеек.

На Мэгги были легкие туфли с открытым носком и чопорное клетчатое платье, застегнутое на все пуговицы. Как уже заметила Эмми, она не была красавицей, но ее лицо привлекало к себе внимание благодаря выразительным глазам, как будто светившимся изнутри. В отличие от Кэтрин, Эмми с радостью познакомилась бы с Мэгги хотя бы для того, чтобы понять, как человек может остаться один, зная о подступающем урагане.

На третьей фотографии был изображен маленький мальчик, который, по словам Хита, был его отцом, Джоном. Он стоял в курточке, шортах и полосатой рубашке и держал леску с крошечной рыбкой, свисавшей на конце. На его лице сияла улыбка; судя по всему, мальчика совершенно не интересовал размер его добычи.