Рарок и Леса

Вдруг чей-то голос позвал его. Рарок обернулся и увидел Лесу. Девушка сидела на земле, поджав под себя ноги и закрыв лицо руками. Он хотел сделать шаг, чтобы подойти к ней, но вдруг понял, что его ноги приросли к полу, и он не может двигаться. Зато безликие силуэты, заметив новую жертву, устремились к ней.

Рарок схватился за меч – отрубить себе ступни и бежать на обрубках… ковылять на четвереньках, когда ноги совсем откажут… ползти на локтях и коленях, но спасти, закрыть собой, заслонить любимую!..

.......................................................................................................

Он проснулся в холодном поту и чуть не выдал себя криком. Довольно долго таращился во тьму, стараясь восстановить дыхание. Наконец, ему это удалось, но тут же живот скрутил острейший голодный спазм.

Еда была на столе, но Рарок лишь едва прикоснётся к ней, лишь настолько, чтобы не умереть. Остальное пойдёт крысам, зато ему в желудок попадёт совершенно мизерная доза наркотика. Хорошо, что они ещё не травят воду! Бандиты справедливо думают, что вкус еды может заглушить оттенок, который даёт маковый отвар, а вот в воде он будет сразу заметен. Только они не учли, что гладиатор не крестьянин, и вкус еды различает, как истинный гурман, а маковый отвар знает потому, что это лучшее обезболивающее средство, которое было в арсенале главного лекаря Большого цирка.

Но, заявлять об этом, открыто, было бы непростительной глупостью. Они хотят увидеть его идиотом пускающим слюни и тупо глядящим в стену? Они это получат. Гладиатор, который не умеет лицедействовать, недорого стоит, а Рарок стоит дорого!

И он играл опившегося наркотиком. Играл днём и ночью, играл убедительно. Пусть он терял в весе, пусть крохотная доза яда, которую он всё же получал, разбудила его старые ночные кошмары, но никто из его тюремщиков не заподозрил неладное. Руки и рот он вымазывал едой специально, чтобы приобрести ещё более идиотский вид, а крысы помогали ему избавиться от остатков еды, которые могли выдать его голодовку. Маковый отвар на них, похоже, не действовал.

Чтобы не потерять форму, опытный атлет поднимал камень с плоским верхом, служивший ему столом. Это была не та тренировка, которую он предпочёл бы, но даже так он сумел сохранять свои мышцы тугими, чувствуя, как тело превращается в сплошной стальной канат. Правда, однажды, это чуть не погубило весь его замысел.

Как-то раз Рарок увлёкся и не заметил, как у его решётки появился разбойник, исполнявший сегодня роль тюремщика. Обычно, такие надзиратели дежурили снаружи галереи, в которой было несколько ниш, превращённых с помощью решёток в казематы. Приближение охранников всегда было хорошо слышно – разбойники не таились и громыхали сапожищами по каменному полу, но этот оказался не такой, как все. Возможно, он когда-то был охотником, а может быть по привычке уличного грабителя ходил тихо, но однажды в самый разгар тренировки Рарок вдруг услышал за спиной:

– Эй, ты чой-то там пыхтишь? Дрочишь, что ли?

Рарок медленно поставил камень на место и мысленно возблагодарил тьму, не позволявшую из галереи увидеть дальний угол его камеры. Впрочем, этот страж мог взять лампу со стены, и это преимущество превратилось бы ни во что. Поэтому Рарок тут же сел на пол, ссутулился, скорчился и постарался придать своему лицу отсутствующее выражение.

– А, ну, дрочи-дрочи! – разрешил бандит. – Чего тебе ещё делать-то? Ха-ха! А подружка твоя, деваха не промах! Ловко легла под нашего Глума, так он теперь у неё вместо собачки.

Рарок мог бы одним прыжком достичь решётки, и, обхватив сквозь неё этого ублюдка, раздавить его о стальные прутья! Но он сдержался. Не время. Если он сейчас сделает такое, то его просто убьют. Когда настанет час расплаты, все получат своё, в том числе и эта гнусь.

Слова разбойника он принял за обычную подначку и не поверил им, но через пару дней узнал, что это правда. Один разбойник пришёл сменить другого, и когда громко, на всю галерею сообщал тому новости, то со смехом упомянул, что принцесса-то совсем Глума охомутала – так в обнимочку и ходят! Потом они некоторое время придавались воспоминаниям, и в частности упомянули лихой поступок «принцесски», которая в качестве доказательства их с Глумом близости швырнула атаману под ноги простыню, отмеченную своей девственной кровью.

Рарок был потрясён. Леса? Не может быть! Нет, он вовсе не осуждал её за это – девушка пыталась выжить, и это было её право действовать так, как она считала нужным. Но как же так? Она была до сих пор невинна? Но ведь он сам видел их тогда с Луцием… Впрочем, что он видел? Безумной красоты девушку и юношу, которые спали в обнимку обнажёнными. Помнится, у него аж дух захватило от этого зрелища, настолько оно было красиво! Правда потом всё заслонила багровая пелена ревности… Но, что он мог при этом подумать? То, что и подумал – что эти двое любовники. Да, ревность… Хорошо ещё, что удалось погасить, пусть и не полностью это мерзкое чувство, ведь на Лесу у него не было никаких прав.