Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература

Неонацистская историография и пропаганда, действуя под лозунгом «поисков исторической правды», активно выступала против самой идеи «преодоления прошлого». На фоне резкого экономического спада 1966-1967 годов НДП – неонацистская партия, приобрела довольно много сторонников и получила бы шанс реально влиять на политику, если бы сумела преодолеть необходимый пятипроцентный барьер на выборах в бундестаг. Из огромного количества грассовских публикаций в прессе, которые так или иначе затрагивают жгучие общественно-политические темы того времени, достаточно назвать лишь несколько: «Речь, обращенная к молодому избирателю, испытывающему искушение проголосовать за НДП» (мюнхенская газета «Абендцайтунг», 17.11.1966), «Речь о первейшем долге гражданина» («Цайт», 13.01.1967), «Трудности отца, пытающегося объяснить своим детям, что такое Освенцим» (западноберлинская газета «Тагесшпигель», 27.05. 1970).

Не случайно либеральная газета «Цайт» вышла с заголовком на первой полосе «Марш Таддена на Бонн» – так называлась статья Дитера Штротмана (№8, 1968), в которой с тревогой говорилось о предвыборном натиске этой партии и ее тогдашнего лидера фон Таддена.

В эти годы «непреодоленное прошлое» вновь оказывается ключевой темой общественных дискуссий. Спровоцированный дебатами о «сроке давности» нацистских преступлений, процессами над нацистскими преступниками (особенно процессом 1965 года по делу о злодеяниях в Освенциме, получившим название «Освенцимский процесс»), интерес к этой теме соединился со стремлением демократических слоев общества дать новое, исторически более обоснованное и зрелое истолкование событий недавнего прошлого.

Коллега Грасса Мартин Вальзер, присутствовавший на Освенцимском процессе, написал ставшее знаменитым эссе «Наш Освенцим», одно название которого говорило о том, что речь идет о позорном бремени, от которого едва ли удастся уйти и последующим поколениям – вина за Освенцим будет многие десятилетия тревожить немцев.

Желание осмыслить заново события прошлого подогревалось активным возмущением интеллигенции действиями и выступлениями крайне правых, пытающихся в разных вариантах реабилитировать фашизм. Об этом, в сущности, произведение Грасса «Из дневника улитки» (1972), жанр которого обозначить одним словом крайне затруднительно. Впрочем, в какой-то степени жанр обозначен уже в названии – речь идет о дневнике, но, как это обычно бывает у Грасса, перед нами не просто дневниковые записи, здесь все сложнее.

Непосредственное действие охватывает точно зафиксированный отрезок времени: с 5 марта 1969 года, то есть дня, когда президентом ФРГ был избран Густав Хайнеман, до 28 сентября того же года, когда была образована социал-либеральная коалиция во главе с Вилли Брандтом.

Рассказ о предвыборном турне, в котором участвовал Грасс, снова и снова прерывается возвращением к времени нацизма, к событиям, происходившим в Данциге 30‐40‐х годов.

Начало книги: «Милые дети, сегодня Густава Хайнемана избрали президентом», – сразу вводит в политическую атмосферу ФРГ 1969 года. Уже в следующей фразе автор сообщает, что «хотел бы рассказать» про данцигского учителя Германа Отта по прозвищу «Цвайфель» – «Сомнение» (или «Скепсис»). Так, с первых страниц идут параллельно две линии: история предвыборной кампании в ФРГ и история учителя Германа Отта, а вместе с ним – преследования и уничтожения данцигских евреев, которым Отт помогал по мере сил и готов был разделить их судьбу.

Можно было бы в этой связи вспомнить (очень, правда, далекого от данцигской атмосферы и даже от самой Германии) священника Рикардо из пьесы Рольфа Хоххута «Наместник», в свое время очень знаменитой. Рикардо тоже вступается за евреев, на сей раз итальянских, и возмущенный поведением Папы Римского, подписавшего конкордат с Гитлером, и желая помочь жертвам, добровольно отправляется вместе с ними в Освенцим.

Гюнтер Грасс снова говорит о «привыкании к злу», о равнодушии к преступлениям, и потому учитель Отт по прозвищу «Сомнение» или «Скепсис» предстает как, быть может, первый однозначно положительный герой Грасса, готовый, в меру скромных сил, проявлять солидарность и помогать людям, оказавшимся в смертельной опасности всего лишь за то, что они не арийцы. Писатель напоминает и предостерегает, он рассказывает о прошлом, чтобы оно не было забыто, вытеснено из памяти и не могло повториться. «Это верно, – обращается он к детям, – вы невиновны. И я, рожденный достаточно поздно, считаюсь не обремененным виной. И только если бы я хотел забыть, если бы вы не хотели знать, как к этому шло, тогда нас могли бы догнать короткие слова: вина и стыд…».

Во многом именно благодаря Грассу, Бёллю, Ленцу, Кёппену, Андершу и ряду других писателей ФРГ в западногерманском обществе – если не считать «вечно вчерашних», не желающих извлекать никаких уроков из прошлого, – все же разворачивался процесс демократизации, неотделимый от реального, а не показного преодоления прошлого. Он шел все послевоенные десятилетия, то с большим, то с меньшим успехом.