Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература

Но то ли еще могло произойти, родись он на десять лет раньше! Во-первых, и это главное, он скорее всего вообще не пережил бы войну, потому что его призвали бы в вермахт в первые же дни. Он мог бы, в чине обер-лейтенанта или ефрейтора, оказаться замешанным в расстрелах партизан, актах истребления местного населения на оккупированных территориях, в «акциях чисток и депортации евреев». Вот что могли означать те незаметные в масштабах истории десять лет.

Если бы и довелось ему выжить, он, воспитанный, как миллионы юных немцев, в духе национал-социализма, вполне мог бы стать нацистским бардом, подобно иным его сверстникам. И тогда вина, которой он, благодаря году рождения, оказался, по сути, не обремененным (хотя, повторим, Грасс всегда испытывал чувство ответственности за содеянное немцами и не отделял себя в этом смысле от соотечественников), тогда вина его была бы огромной.

С предельной, всегда свойственной ему искренностью Грасс говорит о том, что он мог бы, сложись судьба иначе, оказаться борзописцем Третьего рейха, чтобы после крушения нацизма потихоньку «перестроиться» и предстать «человеком сопротивления» – пародий на подобное лжесопротивление в его книгах хоть отбавляй, и самые яркие из них содержатся, конечно же, в «Жестяном барабане» и «Собачьих годах».

Говоря о будущем, Грасс не забывал о прошлом. Уроки истории показывают, что государственные и геополитические затеи шарлатанов крупного масштаба, добивающихся власти, умеющих заставить нацию поверить в «великую ложь» и сделать ее послушной, заводят народы в тупик политической катастрофы. Слово «Освенцим», обязанное своим возникновением и всей своей преступной сущностью Гитлеру и нацизму в целом, навсегда оставило мрачное пятно в немецкой истории, избавиться от которого, как видно, невозможно.

Смысл грассовских предостережений очевиден: он хотел бы, чтобы немцы никогда более не вверяли свои судьбы демагогам и политическим шарлатанам, иначе с таким трудом обретенное единство вновь окажется под угрозой. Нельзя не вспомнить, что в свое время граждане Веймарской республики, разочарованные в демократии, бросились на шею авантюристу, поверив его многозначительным и в то же время выхолощенным обещаниям, «простым» лозунгам: дать всем все и сделать немцев «главной» нацией мира. Это они своими голосами буквально внесли Гитлера в рейхстаг, а уж дальнейшее было делом интриг тех, кому очень хотелось справиться с демократией. Тем самым Грасс обращался со своими предостережениями не только к немцам, но и ко всем народам, напоминая об опасности отказа от демократии и веры в пустые посулы.

В «Траектории краба» возникает тема судьбы немецких беженцев из Восточной Пруссии в конце Второй мировой войны. Наступление советских войск было стремительным и неудержимым. Рейх близился к закату, последние части вермахта и СС еще пытались огрызаться, но крах нацистской империи был очевиден. Толпы беженцев, с детьми и домашним скарбом, или без оного, заполонили дороги, ведущие на Запад. Отступавшие немецкие войска попросту сбрасывали на обочины, в лед, снег и ледяную жижу, соотечественников, пеших или на крестьянских повозках, или толкавших перед собой детские коляски с детьми и вещами. Проносившиеся в панике уцелевшие боевые машины вермахта давили, убивали, шли, что называется, по головам растянувшейся на десятки километров отчаявшейся и до смерти напуганной толпы.

Грассовский летописец, которому поручено повествование, напоминает как раз об этом: как по зимним дорогам на Запад сплошным потоком двигались беженцы. Многие оставались лежать навсегда. В сугробах валялись закоченевшие трупы, люди погибали в придорожных канавах или в проломленном, подтаявшем льду.

К середине января 1945 года началось крупномасштабное советское наступление. Население охватила паника. Лишь часть беженцев достигла портовых городов Пиллау, Данциг и Готенхафен. Сотни тысяч людей попытались спастись морским путем. Они осаждали военные, пассажирские и торговые суда. По некоторым данным, на Запад сумели добраться более двух миллионов беженцев.

Некоторая, очень небольшая, часть этих беженцев штурмовала переполненный сверх всякой меры стоявший у причала большой корабль «Вильгельм Густлофф». Это была огромная плавучая казарма. Кого там только не было! Военные моряки – от рядового состава и унтер-офицеров до офицеров, и молодые подводники, проходившие обучение (четыре роты учебного дивизиона, где готовили смертников), и вспомогательный состав ВМФ из Союза немецких девушек, нацистской организации, дававшей присягу фюреру, и раненые… И вот на это судно, уже забитое до отказа, ринулись тысячи беженцев, в том числе с маленькими детьми.

Помимо тысячи с лишним моряков-подводников и трехсот семидесяти девушек-военнослужащих, там находились также расчеты зенитных установок, спешно смонтированных на судне. Там же были плохо обученные хорватские добровольцы, которых взяли для пополнения экипажа.