Раскаленный добела

— Ни у одного из вас не было хирургических вмешательств, требующих неорганических компонентов. Я рискнул предположить, что у мисс Бейлор нет грудных имплантов. К счастью для нас всех, я был прав, иначе все могло бы выйти довольно мерзко. Единственным спорным моментом было, переедете вы детей или нет, но после инцидента в доме Антонио де Тревино, я был совершенно уверен, что вы сделаете все в ваших силах, чтобы этого избежать. Принципы делают нас предсказуемыми. У нас всех есть границы, которые мы не переходим. Ваши просто оказались одними из самых очевидных.

— Соединения органического происхождения, — просипела я.

— Прости, что? — переспросил Дэвид.

— Телепортация не влияет на живые организмы. Она влияет на соединения органического происхождения.

— Да, но я не улавливаю твоей мысли. Даже если бы кто-то из вас был бы одет в одежду из чистого хлопка или шелка, это только бы продлило вашу смерть на несколько минут.

Я впилась в него взглядом и передала Рогану мел. Его глаза загорелись. Он крепко поцеловал меня, притянув к себе. Это был не поцелуй, а объявление войны, и я им упивалась. Он отпустил меня.

— Как мы выберемся из этого круга? — спросила я у него.

— Мы его убьем, — ответил он.

— Отлично. Давай убьем его и отправимся домой.

— Думал, ты никогда не попросишь. — Роган повернулся и принялся изучать круг с мелом в руке.

— Какой занимательный поворот. — Дэвид по-прежнему улыбался, но его глаза выдавали тень сомнения.

Роган смотрел на линии, во взгляде был расчет. Его губы начали синеть.

Он найдет выход. Если кто-нибудь и мог это сделать, это был он.

Холод просачивался в мои кости. Дыхание срывалось с губ бледными облачками пара, унося с собой драгоценное тепло. Я была очень уставшей, но сердце колотилось, и я не могла его успокоить. Желудок просил пищи, словно я не ела несколько дней. Тело осознало, что я замерзаю насмерть, и отчаянно искало источник подпитки, чтобы согреться.

Роган повернулся ко мне.

— Помнишь, что ты сказала мне в лифте?

В лифте я высказала ему сразу несколько вещей.

— Это обещание все еще в силе?

Какое обещание? Что я сказала? Он схватил Корнелиуса, я сказала ему отпустить моего клиента, он отпустил, а потом я сказала… Сделаешь так еще раз, и я врежу тебе шокерами до потери памяти.

— Да, — кивнула я.

Он указал на точку напротив и чуть левее того места, где канал ведущий к Дэвиду соединялся с нашим кругом.

— Встань туда.

— Я переместилась. Он обнял меня, быстро отпустил и присев нарисовал идеальный полукруг вокруг моих ног, отрезая меня от остального внутреннего пространства. Вокруг моих ног осталось едва ли полтора фута. Роган поднялся, его глаза встретились с моими. Я хотела придвинуться и коснуться его, но нас разделяла меловая линия и я чувствовала первые всплески силы, проходящей сквозь нее.

— Доверься мне, — сказал Роган.

Я кивнула.

— Это бесполезно, ты же знаешь, — фыркнул Дэвид. — Ты не можешь разрушить этот круг. Даже если бы каким-то чудом тебе это удалось, это ничего бы не дало. Некоторые изменения так же неизбежны, как морские приливы.

Роган опустился на одно колено и начал рисовать.

— Вы предприняли согласованные усилия, чтобы дестабилизировать Хьюстон. Чего вы хотите? — его голос был небрежен, словно мы сидели где-нибудь за обедом.

— Лично я или мы все?

— И то и другое.

— Лично я смогу лицезреть публичное уничтожение Дома Хоулингов.

— Так сильно ненавидишь своего брата и сестру? — Мои зубы клацнули. Было тяжело говорить. Температура снова понизилась.

Дэвид пожал плечами.

— Это обычная история. Мужчина становится вдовцом; мужчина женится на женщине намного моложе его; дети от первого брака считают ее злой узурпаторшей памяти их матери и превращают ее жизнь в настоящий ад. Дом Хоулингов не был уютным домашним очагом. Что касается коллективных желаний и потребностей, то это вы уже должны были понять.

— Просвети меня.

Роган разделял круг, рисуя идеально прямые линии с одной стороны. Я не могла перестать дрожать. Чудовищная сила воли, к которой он прибегал, чтобы не дать руке дрогнуть, пугала.

— История циклична, — сказал Дэвид. — Ты всегда был хорош в истории, Роган. Я сидел позади тебя на Классической на первом курсе в Гарварде. Ее вел профессор Кормак. Тот, который первую же лекцию начал со слов: «Вы должны понимать, что древние греки были преимущественно гомосексуалистами».

Роган продолжал рисовать, создавая сеть линий и глифов на полу.

— Ты не помнишь меня. Я оставался в тени, пока ты был занят, упиваясь молодостью и своими успехами.

— Я не упивался, — фыркнул Роган.