Раскаты

Холодный ливень обрушился на Арцыбашева. Постояв под ним, доктор медленно остывал, и даже немного протрезвел. «Дать бы тебе клиникой поуправлять – через неделю бы закрылась!»– подумал он о матери, но уже без явной злобы.

Он хотел закурить, но в плаще не оказалось сигарет. Арцыбашев посмотрел на пустую улицу, освещенную тусклыми фонарями, на соседние дома, свет которых был поярче. Они смотрели на него осуждающим, укоризненным взглядом.

Перед глазами снова встало лицо дочери. Сердце мужчины невольно сжалось, когда он вспомнил ее взгляд – сердитый, обиженный… и ненавидящий.

«Она ненавидит меня»,– подумал Арцыбашев, и ему стало страшно. «Мой ребенок ненавидит меня…»– эта мысль билась в одном ритме с пульсом. Арцыбашев, слепо смотревший куда-то на мостовую, несколько минут свыкался с болезненной правдой. И ведь есть за что. Врал, что с матерью все хорошо. Даже когда она умерла, делал вид, что все в порядке.

– Такого быть не должно…– прошептал Арцыбашев и вернулся в дом.

– Александр Николаевич!– сухо сказал ему управляющий.– Ксения согласна покинуть ваш дом. Она просит расчет.

– Будет.

– Я тоже прошу,– продолжил он.– А так же повар и его помощник.

– Вы все уходите?– озадаченно посмотрел на него Арцыбашев.

– Завтра. Если вы позволите, Александр Николаевич…

– Позволяю,– он скинул насквозь промокшее пальто и разулся.– Расчет получите к полудню, но хороших рекомендаций от меня не ждите.

Он вошел в кабинет – пусто. «Куда ты подевалась?»– раздраженно подумал доктор. Он нашел мать в гостевой спальне. Софья Петровна аккуратно укладывала свои скромные вещи в чемодан.

– Et tu, Sophia?⁶– мрачно улыбнувшись, спросил Арцыбашев. Мать не ответила.– Ладно, я согласен. Забирай ее, но к Новому году верни.

– Ты поговоришь с ней?– тихо спросила женщина.

– Хоть сейчас.

– Нет, сначала проспись. А утром выйди к ней, выбритый и чистый, и тогда говори.

10

К утру дождь прекратился. Чистое, ясное небо и яркое солнце, отражающее свой озорной свет в каждой луже – Петербург снова преобразился и посвежел.

Арцыбашев проснулся в восемь. Он принял душ, побрился и оделся в один из лучших костюмов. В оставшееся время он позвонил в агентство по найму, договорился о новой прислуге.

К половине девятого вошел в столовую. Хмурая, не выспавшаяся мать сидела за столом, разбавляла сонливость горячим кофе.

– Доброе утро, сынок,– Софья Петровна, забыв о вчерашнем, ласково поцеловала его в щеку.– Какой приятный одеколон…

– Как ты просила,– весело сказал он и сел рядом с ней.– Не спалось?

– Едва глаза сомкнула,– пожаловалась она, склонившись к Арцыбашеву.– В пять утра проснулась – и все. Никакого сна.

– Во сколько поезд?

– В одиннадцать.

– Купе первого класса?

– Да, как ты любишь.

– Не «как я люблю», а как тебе и Нике будет удобно,– поправил Арцыбашев.– Она еще спит?

Мать пожала плечами:

– Я сказала, чтобы она собиралась, но… она сломлена, Саша. Ты сломал ее…

– Как сломал, так и починю,– Арцыбашев огляделся.– Завтрака, так полагаю, не будет?

– Они ушли рано утром – отпросились у меня. Вот, только кофе сварили, и все.

– Ясно,– Арцыбашев встал. Сняв пиджак, повесил его на спинку стула. К нему отправилась жилетка и галстук; затем он отстегнул запонки и закатал рукава до самых локтей.– Значит, я сегодня вместо повара. Ты поможешь?

Мать удивленно посмотрела на него:

– А что готовить?

– Предлагаю сделать нашей девочке простой омлет с зеленью. Ну что, пошли?– Арцыбашев весело поманил ее за собой.

Просторная и светлая кухня была для женщины местом непривычным, неизведанным – Софья Петровна ни разу не бывала здесь с тех пор, как поселилась у сына.

– С чего нам начать?– боязливо спросила она, рассматривая духовки, жаровни и разделочные столы.– Затопить печку? Да у нас времени не хватит разжечь ее.

– Ну, уж нет,– Арцыбашев подошел к одной из плит, пощелкал выключателями, и на маленькой конфорке появился синий огонек!

– О боже!– женщина подошла ближе, присматриваясь к необычному чуду.

– Газовая печь,– пояснил Арцыбашев.

Софья Петровна зачарованно наблюдала, как ее сын орудует на кухне. Он взял два яйца и разбил их над миской, добавил щепотку соли, чуть-чуть молока…

– Взбивай, мама,– кинув в миску венчик, отдал ее Софии Петровне.– Яйца и молоко должны хорошо смешаться.

– Ясно,– женщина поставила миску на стол и быстро заработала. Краем глаз она поглядывала на сына. Арцыбашев взял небольшую сковородку, поставил на огонь. Раздобыв сливочное масло, огромным тесаком отрезал маленький кусочек и бросил в сковородку. «О боже!»– Софья Петровна услышала, как масло зашипело. По воздуху растекался аромат топленого молока. Арцыбашев водил сковородкой над огнем – масло должно было не просто растаять, но и полностью покрыть ее горячую поверхность.

– Я закончила,– сказала женщина, подавая миску.

– Отлично,– Арцыбашев слил ее содержимое на сковородку. Снова поводил ею, чтобы получился блин.– Через две минуты переворачиваем…

Софья Петровна ахнула – сковородка в руке сына дрогнула, и мутно-желтый, воздушный блин взлетел в воздух, а потом шлепнулся на нее сырой стороной. Арцыбашев выключил плитку: