Раскаты грома

Мбежане впервые позволил себе улыбнуться; его улыбка на мгновение стала озорной, и Шон ответил тем же. Он мог бы догадаться, что Мбежане ни за что не пропустит драку или состязание.

Затем Мбежане повернулся к Дирку.

– Не опозорь нас сегодня, – строго, как одному из своих сыновей, сказал он. – Мы с твоим отцом будем смотреть на тебя.

Он положил большую черную ладонь на плечо Дирка, словно благословляя, потом повернулся и махнул поджидавшим конюхам:

– Приведите лошадь.

Вдвоем они привели ее; кобыла звонко стучала копытами по камням двора и приплясывала. Подняв голову, поджимая живот, прядая ушами, она увидела Дирка, наморщила мягкий бархат носа и негромко заржала.

– Эй, девочка! – направился к ней Дирк. При его приближении она закатила глаза, так что стали видны белки, и прижала маленькие изящные уши.

– Прекрати дурить, – предостерег Дирк. Кобыла угрожающе оскалила желтые зубы и вытянула длинную, тонкую змеиную шею. Дирк протянул к ней руку, она взяла страшными зубами его пальцы и мягко пожевала. Потом, покончив с приличиями, фыркнула, навострила уши и ткнулась мордой ему в шею.

– Где ее потник? Ее кормили? Отнесите седло и узду в машину.

Дирк обрушил на конюхов град вопросов и приказаний, лаская морду Солнечной Танцовщицы нежными руками любовника.

Столько противоречий в одном человеке! Шон печально смотрел на сына. Жара и печаль действовали на него угнетающе. «Где я ошибся?»

– Нкози, я пойду с лошадью.

Мбежане почувствовал его настроение и попытался его развеять.

– Человеку в твоем положении лучше поехать со мной в машине, – ответил Шон и со злорадным удовольствием заметил, как Мбежане посмотрел на блестящий «роллс», припаркованный в глубине двора. «У нее глаза чудовища», – подумал Мбежане и быстро отвел взгляд.

– Я пойду с лошадью и прослежу, чтобы ей не причинили вреда, – объявил он.

– Как хочешь, – согласился Шон.

Маленькая процессия двинулась к Ледибургу. Два конюха вели Солнечную Танцовщицу в красной попоне из шотландки, за ними с достоинством шел Мбежане, а его маленькие черные сыновья несли за ним стул и копья.

Два часа спустя Шон привел «роллс» на поле за скотным двором. Глядя прямо перед собой, крепко держа руль обеими руками, так что побелели костяшки, Шон не слышал приветственных криков и не видел веселой нарядной толпы, пока «роллс» не остановился и он не получил возможность оторвать руки от руля. Тут он перевел дух, и его застывшее от напряжения лицо расслабилось. На нем появилась неуверенная торжествующая улыбка.

– Доехали!

Он произнес это так, словно сам был не очень в этом уверен.

– Ты отлично справился, дорогой.

Голос Руфи тоже звучал чуть напряженно, и она перестала держаться за Шона.

– Надо было пустить меня за руль, – сказал Дирк с заднего сиденья, где он расположился рядом с упряжью.

Шон свирепо повернулся к нему, но Дирк проявил недюжинную резвость. Он открыл дверцу и смешался с толпой, прежде чем Шон сумел найти слова. Он сердито посмотрел вслед сыну.

– Привет, Шон. Рад тебя видеть.

Деннис Петерсен открыл дверцу, и Шон торопливо сменил свирепую мину на улыбку.

– Привет, Деннис. Хорошее собрание.

– Тут вся округа, – заверил Деннис, когда они обменивались рукопожатием и с удовлетворением оглядывали поле.

Вдоль ограды скотного двора стояло не менее пятидесяти экипажей и открытый фургон, превращенный в киоск с закусками, серебряными кофейниками и грудами пирожных и печенья. У ворот кто-то подрался, а в толпе гонялись друг за другом маленькие дети в нарядных воскресных костюмах.

– Кто разрешил украшать? – спросил Шон, разглядывая флаги на столбах вдоль линии, обозначающей финиш, и по всей ведущей к этой линии аллее.

– Городской совет, мы проголосовали на прошлой неделе.

– Очень красиво.

Теперь Шон смотрел на загон с лошадьми. Вдоль забора сплошной цепью стояли зрители, но Шон заметил, как Дирк влез на забор и под аплодисменты зрителей спрыгнул к Солнечной Танцовщице.

– Красивый парень, – сказал Деннис, однако в его тоне было что-то такое, будто про себя он добавил: «Но я рад, что он не мой».

– Спасибо.

От Денниса не ускользнул вызов в ответе Шона, и он иронически улыбнулся.

– Пойдем лучше поговорим с судьями. Гаррик уже ждет.

Деннис кивком указал на машину в конце линии, и хотя Шон знал о ее присутствии, он в первый раз посмотрел на нее.

Пай, Эразмус и Майкл стояли рядом с машиной и смотрели в его сторону. Высокий и стройный, в черных сапогах для верховой езды, в открытой рубашке, белый шелк которой подчеркивал ширину его плеч, держась за руль. На заднем сиденье были Ада и Энн, и неожиданно Шон рассердился: Ада должна была бы приехать с ними.

– Мама, – поздоровался он без улыбки.

– Здравствуй, Шон.

Он не мог разгадать ни ее тона, ни выражения лица. Сожаление? Или вынужденное отвержение? Целую минуту они смотрели в глаза друг другу, и наконец Шон отвернулся, потому что почувствовал уже не гнев, а вину.

Но почему, он не понимал – только из-за обвиняющего взгляда Ады?

– Энн, – сказал он и получил в ответ короткий кивок.

– Гарри.