Раскаты грома

Но одно он не мог рассказать ей. Не мог говорить о Руфи и о человеке, который был ее мужем.

Глава 39

В следующие несколько дней Шон и Сол явились в штаб и не получили ни направления на квартиру, ни нового назначения. Теперь, когда они приехали, казалось, они никому не нужны. Им приказали ежедневно докладываться и отпустили. Они вернулись в отель Канди и коротали дни за бильярдом или картами, а по вечерам ели, пили и разговаривали.

Через неделю такой жизни Шона одолела скука. Он начал чувствовать себя застоявшимся жеребцом. Даже манна небесная со временем приедается, и поэтому, когда Канди попросила сопровождать ее на прием в честь назначения лорда Китченера главнокомандующим южноафриканской армией, Шон согласился.

– Выглядишь как бог, – сказала Канди, когда он вошел к ней через потайной ход, соединявший его спальню в номере Виктории с комнатой Канди. Когда Канди показала ему небольшую тайную панель и объяснила, куда нажимать, чтобы та отошла в сторону, он подавил искушение спросить, сколько человек ею пользовались. Бессмысленно вызывать безымянный призрак, который исчезал за этой панелью, чтобы научить Канди множеству тех трюков, которыми она теперь развлекала его.

– Ты тоже неплохо выглядишь.

Канди оделась в голубой шелк, под цвет глаз, а на шее у нее сверкали бриллианты.

– Ты так галантен! – Она подошла к нему и погладила шелковые лацканы недавно сшитого смокинга. – Хорошо бы тебе надеть медали.

– У меня нет медалей.

– О Шон! У тебя должны быть медали. Столько пулевых ранений!

– Прости, Канди.

Шон улыбнулся. Иногда Канди бывает не самой умной и утонченной женщиной.

Хотя она на год старше его, но сохранила хрупкую свежесть кожи и волос, которую женщины так быстро теряют.

Она не поправилась, лицо не огрубело.

– Ну и что – нет медалей. Ты все равно будешь самым красивым мужчиной на приеме.

Карета двинулась по Комиссионер-стрит к «Гранд-отелю», и Шон откинулся на мягкую кожаную спинку сиденья. Сигара курилась ровно, на ней держался дюйм серого пепла, от выпитого перед выездом бренди под накрахмаленной рубашкой было тепло, от Шона слегка пахло лавровой мазью, и рука Канди легко касалась его колена.

Все это вызывало у него глубокое удовлетворение.

Он смеялся, слушая болтовню Канди, и с почти детским удовольствием выпускал изо рта дым. Когда карета остановилась перед входом в отель и слегка покачнулась на превосходных рессорах, он вышел и стоял у большого заднего колеса, высматривая юбку спускающейся Канди.

Потом под руку провел ее по ступеням парадного крыльца и через стеклянную дверь вошел в вестибюль. Он не мог соперничать с роскошью отеля Канди, но производил сильное впечатление – как и длинная череда гостей.

Пока они ждали своей очереди, чтобы поздороваться с главнокомандующим, Шон негромко сказал несколько слов его адъютанту.

– Милорд, позвольте представить вам мистера Кортни и миссис Раутенбах.

Лорд Китченер выглядел внушительно. У него была холодная твердая рука, и ростом он не уступал Шону. В глазах, которые он на мгновение остановил на Шоне, светилась жесткая целеустремленность.

Затем он повернулся и склонился к руке Канди; его лицо сразу смягчилось.

– Вы очень добры, что согласились прийти, мадам.

Затем они прошли дальше и оказались в пестрой толпе мундиров, бархата и шелка. Преобладали алые мундиры гвардейцев и стрелков-фузилеров, но были и синие, с золотом, мундиры гусар, зеленые Форестерской бригады[18], килты полудюжины шотландских частей, так что черный костюм Шона выделялся своим консерватизмом. Среди орденов и воинских знаков различия сверкали драгоценности и белая кожа женщин.

Здесь собрался цвет гордого древа Британской империи. Могучего древа, которое возвышалось над всем лесом. Его взрастили два века военных побед, двести миллионов человек были его корнями, которые высасывали сокровища из половины мира и отправляли их морскими путями в серый город на Темзе, его сердце. Древо платило людям питательным соком. Из-за ленивой речи и небрежного, но тщательно рассчитанного высокомерия этих людей их ненавидел и боялся даже могучий ствол, который обеспечивал их процветание. И пока другие, меньшие деревья теснились вокруг и тянули свои корни, желая подкормиться, первые признаки болезни уже разъедали древесину под корой гиганта.

В Америке, Индии, Афганистане, Южной Африке корни начали пересыхать, и однажды исполинское дерево рухнет с такой силой, что расколется на множество кусков, доказав, что это не твердый тик, а мягкая сосна.

Глядя на этих людей, Шон чувствовал себя чужим среди них, ему были ближе по духу те лохматые люди с «маузерами», которые по-прежнему отчаянно сопротивлялись на просторах коричневого вельда.

Эти мысли грозили испортить ему настроение, и он прогнал их, поменял свой опустевший бокал на другой, полный пузырящегося желтого вина, и попытался присоединиться к болтовне молодых офицеров, окруживших Канди. И приобрел лишь горячее желание ударить одного из них в пушистые усы. Он со все большим наслаждением обдумывал эту идею, когда кто-то тронул его за руку.