Раскаты Грома

— Не для полёта в космос показатели, конечно, но не всё так плохо, — констатировала Настя, — хотя пульс повышен. У тебя в глазах плывёт? Тошнит? Боли есть какие-нибудь?

Декан перевёл взгляд правее, поверх карманов своей разгрузки, нащупывая рукой твёрдое основание, чтобы перевернуться на грудь и наконец встать на ноги:

— Да в норме я уже! Так, слабость, да и голова от спуска, скорее, закружилась.

— Тебе сейчас в госпиталь надо, но мы на задании. Я ничем не могу помочь здесь, прости, — на её переносице появилось три вертикальных морщинки — верный признак её грусти.

Вернувшись к ним, Вадим протянул руку барахтавшемуся между разросшимися корнями сосны «биологу»:

— Ты в арьергарде теперь.

— Так точно, — Декан невольно улыбнулся в ответ.

— Настя, всё нормально? — Старый обратился к санинструктору не столько с вопросом, сколько с желанием услышать ответ: «Да». Вадим не был карьеристом. Он ценил каждого из своих бойцов и был готов рвать глотку любому штабисту за здоровье и жизни своих людей, за их спокойный сон в часы отдыха отряда. Но сейчас всё было не так. Сейчас нельзя было медлить: каждый неверный шаг мог утащить всю группу на дно зловонной могильной ямы. И только Старый знал, как много здесь таких ям, и что никто не подскажет «Раскату» проход между ними.

— Да, — Мессия накидывала вторую лямку рюкзака и уже тянулась за своим укороченным автоматом, — жить будет. Но при первой же возможности его надо отправить в «Гнездо»!

— Сам знаю, — Вадим перекинул цевьё в левую руку и пошёл к остальной группе.

Встав на ноги, Декан снова глубоко вдохнул и медленно выдохнул, кивнул в ответ на обеспокоенный взгляд Мессии: «Всё хорошо», и выдвинулся вместе с ней за командиром, осторожно спускаясь с небольшого холмика по обнажённым корням- ступенькам.

Старый уже почти подошёл к месту, где «парил над землёй диск» в видении Декана. Среди растущих молодых деревьев стояли две старые ели с уже подсохшими стволами, осыпавшейся хвоей, чёрной отваливающейся корой, покрытой слоем спекшейся крови. На прогнувшихся ветвях этих деревьев лежал монстр — «летун». Это была огромная, размером с взрослого человека, летучая мышь. Её голая, покрытая пухом кожа, была чёрно-синего оттенка. Голова завершалась острыми ушами, а окровавленная разинутая пасть, напротив, начиналась с ещё более острых клыков. Тело «летуна» оказалось изуродованным. Непонятно, что именно при падении разодрало перепонки-крылья и раскололо череп надвое. Хотя кое-что из увечий мутанту явно «подарил» калибр бортовых орудий вертолётов: цепочка из дыр на раскрытых крыльях и смертельное ранение в позвоночник твари точно были от него. «Летун» удачно повис на ветвях, задними лапами кверху, что позволяло разглядывать его тело.

— Как на картинке, — произнёс рассматривающий мутанта Гора.

— Почему он днём вылез? — Шерлок дотронулась рукой до белых клыков трупа. — Может это не «летун», а что-то новое?

— Точно он, — Палач ответил по внутреннему каналу. Он занял огневую позицию поодаль от окровавленной сосны и наблюдал за лесом впереди.

«Не уши, а локаторы, — подумала Шерлок про сослуживца с мрачным позывным. — Интересно, а на аванпосту он тоже нас слышал?».

Вадим сверился с картой на планшетке, затем, убрав её, скомандовал:

— Отряд, продолжаем движение.

Группа шла вдоль лесного ручья, не упуская из виду ни заросли кустов, ни попадавшиеся на пути овраги, ни верхушки деревьев: людей здесь может ждать что угодно. В инструкции отряда главными тезисами были внимательность и осторожность. Так должно было быть всегда, так было и сейчас. Сойдя на землю с вертолёта, «раскатовцы» вступили не на поле боя — они оказались в охотничьих угодьях. Здесь правит самый древний, самый простой принцип: не ты, так тебя. «Раскат» вышел за добычей» — батальонный слоган, состоявший из первой строчки их строевой песни. Но красивая фраза с плаката сейчас была не к месту. Пока что спецотряд и есть добыча. С их врагом невозможно договориться, этот враг не знает жалости. И уж лучше бы им двигала ненависть. Ведь это чувство, которое возникает из сознания, чувство у которого есть причины. Но у здешнего врага на уме лишь голод и врождённый, выверенный и усиленный в лабораториях «восьмидесятки» инстинкт. Инстинкт окунуть клыки в кровь, доведённый генными инженерами почти до состояния рефлекса. А кто станет слушать еду? Кто опустится до общения с ней? Тратить время на глупости, истязая себя «воем» желудка? Этот вопрос для «местных» — настоящих «местных» — тех существ, что родились где-то в этих лесах или недрах под ними — имел однозначный ответ. Все эти мысли сейчас кипели в голове Палача. Хотя об этом думал не только он. Перешагивая через упавшие ветви, сухой хворост, ступая на островки твёрдой почвы в лесной заболоченной местности предгорий, каждый боец ощущал себя чужаком. И лишь отчаянный оптимист назвался бы гостем.

Заросли заканчивались порослью низких кустов — дальше были видны высокие ангары.

Вадим негромко произнёс в гарнитуру: