— Ты что, говорить не умеешь? Я спрашиваю: заснул?
Сержант сглотнул слюну сухим горлом:
— Так точно, товарищ полковник.
Офицер, совершенно не меняясь в лице, продолжил:
— Сон — падлюка. На посту тело сковывает — сон надо гнать! А лучше всего — занять себя чем-нибудь активным. Сменщик, заходи, чё ты встал там?
С улицы в бокс вошёл ефрейтор, прошмыгнув за полковником. Его худая спина не была сутулой, но опущенная голова на подтянутом теле и «волокущиеся» ноги создавали впечатление сгорбленного человека. На фанерном настиле остались свежие мокрые следы от его берец с еле видным слоем песчинок, прилипших к подошве.
Громов снова впился взглядом в рядового:
— Упор лежа принять! — его голос оставался спокойным, хоть он и выделил особым акцентом слог «‑нять» в приказе.
Солдат почти рухнул на пол, выставив руки перед собой — поза для физического упражнения принята, хоть и одежда была не самая удобная. Весь армейский обвес из магазинов в подсумках, бронежилета да каски никуда не делся.
— Выполняй упражнение номер пять, пока я тут, — спустя секунду Громов добавил. — Для тебя персонально я меняю сложность упражнения до «Метроном» — оповещай меня своим счётом.
Боец начал отжиматься, считая вслух:
— Раз, два, три…
— Отставить!
Рядовой замер в исходной позе на разогнутых руках. Громов, сдерживая раздражение, продолжил:
— Никитин, тебе каска на что?
— Есть!
Солдат начал отжиматься, касаясь пола передней частью каски. Получался гулкий металлический звук будто кто-то постоянно что-то ронял. Полковник повернулся к сержанту:
— Происшествия были?
— Никак нет!
«Стук-стук», — доносилось снизу.
Офицер подошёл к столу, сел, начал перебирать небольшую стопку журналов, заполнение которых должно было отражать ход дежурства:
— Вот же навыдумывали! То есть в «Раскате» ещё мало бумажек! — Громов с улыбкой посмотрел на своего подчинённого. — Да опусти ты руку или тебе так стоять нравится?
Седов опустил конечность, только сейчас почувствовав, что она стала затекать.
«Стук-стук».
— Никак нет, не нравится.
— То-то же. Ты сколько уже в отряде?
— Полтора года почти.
— Как фамилия?
— Сержант Седов.
«Стук-стук».
Полковник опёрся правым локтем на столешницу, сидя вполоборота:
— Ага, помню — четвертая волна набора, наверно.
— Так точно!
Постукивания со стороны двери начали звучать всё реже, с большей задержкой. Ефрейтор с жалостью смотрел на своего однополчанина: руки рядового дрожали от перенапряжения, поясница «провисла» под тяжестью амуниции — пах был на расстоянии сантиметров пяти от пола, мышцы уже отказывались подчиняться. Вокруг ладоней Никитина были мокрые пятна древесины, впитывающей пот.
— Ты не сдохни там только, Никитин! — бросил командир «Раската» через плечо и продолжил разговор. — Дежурный, видно кого-то со стороны «восьмидесятки»?
— Под вечер кто-то из мелочи — может «тритон», а может и «гара» — шарился по кустам, но без попытки прорыва.
— Я тебя понял.
Громов посмотрел на пришедшего с ним ефрейтора и спросил у того:
— Спать на посту будешь?
— Никак нет! — мотострелок скорее выстрелил словами, чем сказал.
— Правильно. А ты, сержант, следи, чтобы служба велась — на это тебе лычки и даны! Если твой пост ещё раз просядет в боеспособности, то ты вылетишь из «Раската» со справкой об идиотизме на лбу — не лучший документ для устройства на работу.
Сержант заметно покраснел. Громов встал, сделал пару шагов по направлению к двери и остановился:
— Никитин, вставай, хватит качаться, а то ещё в культуристы подашься!
Боец упал на пол, затем быстро поднялся, схватил свой автомат за цевье, вскочил и напоролся на взгляд командира «Раската».
— Ещё раз заснёшь на боевом посту в заслоне — я тебе коленку прострелю, — тихо сказал Громов и вышел из бокса. Рядовой прошмыгнул за ним.
«Фуууххх», — сержант вытер пот со лба. Затем посмотрел на прибывшего ефрейтора:
— Ты всё слышал?
— Да. Я ведь кашлял, пока мы шли с ним сюда, думал, вы услышите — не спалитесь. Я не знал, как сделать, чтобы этой херни не произошло!
— Забей, — Седов достал из разгрузки пачку сигарет.
— Он тебя на контроль взял, да? — двадцатилетний ефрейтор с острым подбородком, слегка отвисшей нижней губой и большими глазами болотного цвета не унимался.
— Ну… да. Но это мы ещё не по-крупному залетели.
— Лютует?
— Самое противное, если из «Раската» выкинет. Там уже будет по хрен на справку!
— В смысле?
Веснушчатый лоб молодого ефрейтора напрягся, покрывшись складками кожи над переносицей. Сержант же достал сигарету из пачки и пока просто крутил её в пальцах:
— Понимаешь, «Раскат» — это всё. Я ведь туда год пытался пробиться. Эту форму, этот берет, этот девиз — я сам всё это выбрал. К нам нельзя попасть второй раз. Это как семья, понимаешь?
Затем, немного подумав, добавил:
— Громов, на самом деле, офигенный мужик, я тебе отвечаю!
— Ммм, — ефрейтор промычал, сделав вид, что понимает, о чём речь.
— Так, я сейчас курну по-быстрому, а ты пока сядь на моё место для виду.
Парень не заставил себя упрашивать и без промедления рухнул на раскладной стул, да так, что тот аж заскрипел.