Раскаты Грома

–Это дело!– расплылся в улыбке солдат. Он взял сигарету, засунул её за ухо, затем ловко нацедил в кружку напиток и протянул её изнывающему от жажды ефрейтору через полку раздачи.

–От души!-предвкушая как сейчас смочит пересохшее горло, – небольшая порция чая за ужином не спасала в жаркие дни этого лета, – выпалил Коваль.

В этот момент в столовой прогремел рык Вавилова:

– Ковыль, мля! Десять секунд на выход! Время пошло!

От неожиданности ефрейтор чуть не выронил кружку. Он залпом выпил содержимое и, кинув посуду на раздачу, рванул к выходу, мимо стола офицеров. Внезапно, ефрейтор понял, что сейчас захлебнётся. «Не в то горло, блин!»– пронеслось у него в голове. За доли секунды спазм в дыхательной системе всё же спас его, спровоцировав кашель.

–Гхааа!-ефрейтор потерял равновесие, пробегая мимо офицеров. Чайный фонтан из его рта пришёлся прямо на сотрудника в чёрной форме. Кашляя, стоя на четвереньках, солдат боялся поднять голову. Властный голос, от которого зашевелились волосы на коротко остриженной голове, заставил вздрогнуть:

–Твои лучшие дни в прошлом! Готовься, раззява!– будто поднимая лезвие гильотины вверх, медленно и чётко произнёс старший оперуполномоченный ФББ.

Перебарывая животный страх, Коваль всё же поднял голову и увидел как офицер в чёрном пропитывает бумажную салфетку о свою мокрую форму и смотрит на него тёмными, как две чёрные дыры глазами. Казалось, что это конец.

–В-в-виноват, товарищ!– промямлил сквозь волнение ефрейтор.

Сдерживая смех капитан Саблин крикнул на солдата, вернув его в реальность:

–Беги, мля, на развод патрулей, мамкина радость!

Схватив правой рукой цевьё винтовки, а левой лежащую чуть впереди, на полу, армейскую кепку, Коваль вскочил и, что есть мочи, побежал к выходу.

***

Лицо Вавилова оскалилось в улыбке:

–Ковыль, забей.

–Думаешь? – неуверенно спросил ефрейтор.

–Я тебе говорю -забей! Я здесь четыре года уже. Чё в этой части тока не было! Один раз два мордоворота на ножах дуэль устроили – не поделили что-то. В казарме пол в крови, эти сами хрипят посреди расположения и ещё душат друг друга.

–И что им? Уволили?-оживился Коваль.

–Ага, – иронично произнёс сержант и, сплюнув на разметку прерывистую разметку дороги, продолжил,-Как же! Заштопали их, подержали для смирности в карцере пару недель и развели по разным ротам.

–Да ладно!-удивлённо округлил глаза худой солдат.

–Отвечаю! Это же «Восьмидесятка». Тут всякое бывает. Часто ты здесь видишь людей, которые, как бы это сказать…элита армии? Из столичных частей здесь встречал кого-нибудь?

–Да вроде не, – протянул Коваль, отрицательно мотнув головой.

–Вот-вот. А помнишь сколько с психологом бесед нужно пройти перед переводом сюда? И ведь там всё было на одну и туже тему: готовы ли вы выполнить любой приказ? Не просто так нас сюда «отфильтровали», – Вавилов махнул рукой в сторону таблички с изображением дымящейся сигареты.

–А ФББ, что? Это же почти убийство.

–Да пофиг им! «Барабашки» только вокруг внутренней секретки суетятся. На нас им срать с высокой колокольни, пока мы тут, по «внешке» разгуливаем.

Патруль подходил к складам. Три больших корпуса стояли посреди небольших рощ. Издалека склады напоминали торговый центр, только без рекламных вывесок и парковочной разметки на заасфальтированной площадке перед ними. Сиротой на фоне металокаркасных гигантов выглядело здание «дежурки» – одноэтажный кирпичный пережиток из далёкого прошлого базы. У дежурки была деревянная входная дверь, несколько небольших окон, с облупившейся краской, оголяющей переплёт деревянного стеклопакета. Кирпичные стены, метровой толщины долго остывали зимой и медленно нагревались летом. А сейчас, с наступлением ночной прохлады, дежурка ещё хранила тепло жаркого дня и поэтому спать в ней было куда приятнее, чем в дежурном помещении склада. Но сон был недоступен для Коваля и Вавилова.

Дорога по которой шёл патруль, как и площадка разгрузки перед складами, освещалась холодным светом фонарей. Один из них стоял прямо у «курилки». На плече у Вавилова затрещала рация, нарушая трели сверчков и нудное жужание мелкого гнуса:

–904-й 103-му…(шипение)…103-й 904-му: 540!

Перекличка проводилась раз в 30 минут, по радиосвязи. Она тоже стала для Коваля неким рефлекторным действием, тем, что не пытаешься усиленно держать в памяти. привычным. «Интересно, а сколько здешних вещей для него привычны?»-подумал ефрейтор, смотря на достающему из-за уха сигарету Вавилова.

Рация вновь затрещала:

–903-й 103-му!

Широкоплечий сержант, не вынимая сигареты из рта и не гася пламя зажигалки в правой руке, левой рукой будто играясь, небрежно придавил кнопку на рации:

–103-й 903-му: 540!

После этой фразы, подпалив конец сигареты, он смачно затянулся дымом.

Треск снова прозвучал в рации:

–908-й 103-му…(шипение)…103-й 908-му: 540!

Вавилов выпустил из лёгких табачный дым серией колечек, стряхнул пепел с сигареты и обратился к напарнику:

–Ковыль, ты чё собираешься после «Восьмидесятки» делать?

Коваль, рассматривая небольшое облако мошек, клубившуюся в свете фонаря у стены «дежурки» ответил: