Расходный материал

Как же он заорал. На войне постоянно кричат и свои и чужие, от боли, страха, ненависти. Он сам орал как резаный под первой бомбежкой. Но такого! Это не боль и не ужас, это было вообще за гранью, человек так кричать не может. Тем более сохранявший хладнокровие даже в самых критических ситуациях Василич. У Олега во дворе жила бездомная собака со щенятами, и однажды какая-то тварь решила посмотреть, как умирает живое существо. В ее отсутствие облила щенков бензином и подожгла. Он тогда проплакал всю ночь. Самое ужасное воспоминание детства, которое до сих пор вызывает содрогание, это вой собаки над сожженными щенками. Но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал сейчас. От испытываемого ужаса у Берсенева волосы под шляпой встали дыбом. По сведениям, добытым десантниками, прикосновение к такой плите – смерть без вариантов. Но никакое описание и никакое видео не могли передать, насколько ужасная.

…Зеркало Рицы, горы в осенних красках, разноцветные листья скользят по озерной глади. Дзен! Есть ли глубины, на которые человек может погрузиться в него? Может ли человек в разной степени становиться частью мира? Учитель никогда не отвечал на такие вопросы: «Не хочу лишать вас столь захватывающего приключения», – таким всегда был его ответ. Учитель, кем бы ты ни был, спасибо тебе за все, что ты сделал для двух десятков оболтусов, за невероятное приключение, за тот последний фокус, что буквально вбил ему в голову при их последней встрече. Игорь отчетливо видел и чувствовал, как из Большакова в камень перетекает не просто энергия, а сама жизнь. Если кто-то сейчас и может помочь, то только он. Странный фокус по выключению электроники и разделению слепленных магнитов, как говорил учитель, разрывающий на некоторое время большинство энергетических связей. Чтобы жизнь продолжилась вновь! Игорь ударил ладонью по плите алтаря.

…Женщина, прекрасная какой-то нечеловеческой красотой. И ее взгляд. Из глаз этой женщины на него взглянула сама вечность, в которой рождались и гибли империи, да чего там, цивилизации зарождались, достигали своего расцвета и умирали. Гибли целые миры, оставляя после себя лишь пыль, уносимую солнечным ветром. Никакой человек не мог выдержать этот взгляд, потому что человек перед вечностью – это меньше чем ничто. Человек, но не вселенная, которая и есть вечность. Сейчас он сам был вселенной, и вселенная была им. И в этой бездне, что вглядывалась в него, капитан увидел…. Пламя. Разумное и в то же время безумное в своей алчности. Ненависть, перемешанная с презрением. Гордыня в совершенно гипертрофированных формах. Зло, абсолютное, не допускающее иного толкования для нормального человека.

Удар, короткий полет, снова удар об пол, всем прикладом, аж воздух вышибло из легких – и совершенно ошалевший Стрельченко с залитым кровью лицом лежит у него на груди и смотрит ему в глаза. Завертел головой, как Большаков? Вроде дышит. Токарев, зацепившись за стропу на разгрузке, оттаскивает его в сторону. Машинально отметил, какое непростое это занятие, во всем снаряжении Большой килограмм под сто сорок, а может, вообще все полтора центнера. Вывернулся из объятий сержанта и на карачках, волоча по полу автомат, пополз к старшине.

– Василич, ты как? – идиотский вопрос, краше в гроб кладут.

– Слабость, – чуть слышно прошептал старшина.

– Слабость это фигня, сейчас починю. – В родном мире все упражнения по управлению энергией казались безобидной замутью сомнительной полезности. Здесь – фантастикой, ставшей реальностью. Значит, должна сработать и перекачка энергии.

– «Счастье», «Башня». Держать входы, нас окружают. – Теперь сосредоточиться, мир это энергия, ему надо лишь перераспределить ее. Вдох, выдох. Поехали. Словно струя раскаленной плазмы потекла сквозь тело.

Удар по лицу, еще один, как сквозь толщу воды, донесся голос Большакова: «Хватит. Игорь, довольно». Открыл глаза, на автомате сблокировал еще одну оплеуху. Большой в отчаянии попытался вырвать свою руку из его ладони. Капитан разжал пальцы, и старшина упал на покрытый инеем пол.

– Прости. Мне показалось, что еще чуть-чуть, и я взорвусь.

– Бой вести можешь?

– Шутишь, давай сюда тварей, я их голыми руками разорву и ногами затопчу.

– Твой настрой радует, потому что я завел нас в засаду.

– Командуй.

– Давай к Токареву, в первую очередь отстреливай светящихся. Для гарантии стреляй в голову. Все, действуй.

Пока добежал до позиции Стрельченко, тот уже успел высмотреть цель и метнуть в нее оставляющий за собой дымный шлейф зеленый шар РГН. Грохот взрыва, а следом за ним визг тварей, видать, удачно попал. Подбежал, занял позицию в правой части проема, ему все равно, с какой руки стрелять. Выглянул одним глазом и тут же спрятался обратно. С этой стороны проход к алтарному залу был более-менее расчищен от обломков, и сейчас на полу корчились три гоблина, а еще два уже отмучились.

– Попробовали ворваться плотным строем под прикрытием щитов, – прокомментировал ситуацию сержант. В этот момент из руин прилетел арбалетный болт и, выбив искры из стены, с треском сломался.