Она дико озиралась по сторонам. Ее внимание привлек стол, она стащила с рук перчатки и засунула их в карман пальто. Эви накрыла своей рукой ее ладонь, но Грейси вырвалась и принялась отрывать шляпки грибов от ножек и разбрасывать их по полу. Перл тут же снова исчезла в моечной, а Эви и миссис Мур не сводили глаз с Грейси, которая, как безумная, крошила один гриб за другим. Из-под фетровой шляпки выбились несколько прядей волос, и она затолкала их обратно, а потом снова принялась за грибы. Через минуту Эви шагнула вперед и сжала ей руку, пытаясь заставить ее остановиться, но Грейс не выпускала нож из пальцев. Миссис Мур на цыпочках подошла к плите, чтобы спасти бекон, который уже начал подгорать. Эви, не выпуская руки Грейс, сказала:
– Ты, конечно, можешь воображать, что крошишь не эти бедные грибы, а Милли, Хейне или самого черта, но в результате людям нечего будет есть на завтрак, разве что ты готова сбегать в лес и собрать большую корзину, красавица ты наша. Все, хватит, остановись!
Грейси некоторое время вырывалась, но потом ее хватка ослабла, и Эви забрала у нее нож, бросила в миску грибы, частично покрошенные, частично порезанные, и передала их на обжарку миссис Мур. Наконец Грейси засмеялась. Это был дрожащий, слабенький, но все-таки смех.
– Эви, слава богу, что есть ты, и миссис Мур, и Истерли. Ну конечно, завтрак – это самое важное. Жизнь должна продолжаться, ты совершенно права.
Она поспешно села на табуретку миссис Мур, как будто у нее подкосились ноги. Эви и миссис Мур обменялись взглядами.
– Чаю, – убежденно сказала миссис Мур.
Она налила три кружки, и женщины уселись вокруг стола.
– Сколько раз нам уже приходилось это делать? – задумалась Эви.
– Много, – отозвалась миссис Мур. – И впереди нас ждут новые проблемы, которые мы будем решать таким же образом.
Грейси пробормотала:
– Но как же решить эту?
Они пили чай, каждая наедине со своими мыслями, но Эви не сомневалась, что все придут к одному и тому же выводу. Только время покажет, что и как, а до тех пор им придется продолжать жить, держась вместе, и делать все, что в их силах.
Именно тогда на кухню вошел Джек, бледный и печальный. Он подсел к столу, но почти ничего не говорил. Слова здесь не были нужны. Он знал, что на кухне найдет свою жену и семейное утешение.
Глава 12
Тим лежал в постели, уставившись в потолок. Он ощущал свое полнейшее одиночество. Да, наверно, так оно и есть, и кого за это винить? Он закрыл глаза и постарался отогнать от себя воспоминание о вчерашнем прибытии в Берлин, о ярости, с которой его встретили, когда оказалось, что он приехал с пустыми руками. Он повернулся на бок и зарылся лицом в подушку, стараясь забыть лицо матери. Он все еще чувствовал брызги ее слюны на щеках, разлетевшиеся во все стороны, когда она кричала на него, и жжение пощечины.
Но все было напрасно. Тим сел в кровати и посмотрел на будильник. Обычно он просыпался до звонка, но в этот раз он забыл завести эти чертовы часы. Было уже почти девять утра. Мать будет еще больше злиться, если такое вообще возможно.
В дверь постучали, и послышался голос Амалы:
– Доброе утро, герр Форбс.
Он провел пальцами по волосам. Он даже не знает своего настоящего имени. Кто он теперь, Смит, как Роджер? Или его фамилия Томас, как у матери?
– Доброе утро, фрау Дреер.
– Амала хорошо, – сказала она.
До этого момента он не думал, что служанка знает какие-то английские слова. Он умылся, побрился и начал одеваться. На скуле у него уже проступил синяк под порезом от материного кольца. Выходить из спальни не хотелось.
Интересно, мать успокоилась? Вчерашнее разочарование и гнев уже улеглись? Конечно, она права, он заслужил этого, потому что подвел ее, но, как он сказал ей, письма, похоже, не существовало. Он точно следовал ее инструкциям, но это ничего не дало.
Тим торопливо прошел в столовую, готовясь разобраться и покончить с этим вопросом, но обнаружил там только тарелку с ветчиной и сыром, поджаренный хлеб и кофе. Рядом с кофейником он увидел письмо.