Раскол дома

– У меня тоже были кошмары после войны. Да они у многих были. Они ослабеют и в конце концов исчезнут, если рассказать о них кому-то и набраться терпения. В плену меня били, заперли в камеру в соляной шахте. Это мне запомнилось больше всего: ужас одиночества, тревога за моих людей, потому что, если я буду продолжать сопротивляться, моим марра тоже усилят наказание. Ответ на это я так и не нашел…

Он углубился в воспоминания, хотя лучше бы он этого не делал, потому что знал, что ночью все это ему снова приснится.

– Не было у них законов, у врагов. Ни в этой проклятой соляной шахте, ни в их других шахтах. Поэтому я очень хорошо понимаю, о чем ты говоришь.

Тим теперь смотрел на него.

– Я знал, что ты поймешь.

Джек сказал:

– Там, внизу, – письмо от матери?

Это был вопрос. Где-то тикали часы. Или это капает вода из крана? Джек оглянулся. На полке камина стояли часы, а рядом он увидел фотографию, где Тиму десять лет, а рядом с ним Брайди и Джеймс. Рядом были другие фотографии – Тим вместе с Джеком и Грейси, Тим с Мартом, Джеком, Чарли и Обероном после дня, проведенного на скачках. Фото Милли или Хейне отсутствовали.

– Моя мать – это мама.

Тим старался оторвать заусенец у ногтя большого пальца. Ноготь был обведен черной каймой. Вообще все ногти были грязными. Джек прикрыл ладонью пальцы сына и долго не отнимал руку. Так он делал, когда Тим был маленьким. Джек положил рядом другую руку.

– Это так, сынок, и всегда будет ею.

Облегчение у него в душе росло. А сын начал рассказывать, как некоторое время назад ему потребовалось найти письмо, которое, по словам Милли, было подложным. Речь шла об украденном серебре. Он добавил, что семья, вероятно, знала о том, что Брайди застала его в кабинете отца, когда он рылся в бумагах, и что она пыталась ему помочь. Джек покачал головой:

– Нет, она ничего не говорила. Ты же, я предполагаю, просил ее не рассказывать об этом?

Он увидел, как глаза сына наполнились слезами, но Тим быстро смахнул их. На короткое время оба замолчали, и Джек представил себе племянницу, такую же, как ее мать: крепкую, как скала, устрашающе энергичную и при этом ранимую.

Ему вспомнился тот страшный день в клубе, когда сын бросал ему в лицо оскорбления, а потом ушел, хлопнув дверью: да, среди всех этих гневных разглагольствований было что-то о серебре и подложном письме. Теперь все встало на свои места. Он сказал:

– Конечно, я помню об украденном серебре. Лорд Брамптон заявил о краже в полицию, а затем нанял частных детективов. Они не давали покоя твоим бабушке и дедушке до тех пор, пока дядя Оберон не положил конец их домогательствам.

– Я знаю, что она соврала мне, потому что серебро у них, оно спрятано в буфете. Им нужно письмо, чтобы она могла выйти замуж за Хейне, во всяком случае, она так говорит. Вероятно, это как-то связано с его работой. Я никогда не вернусь туда, отец. Не доверяю им обоим. Они так злились на меня последний раз, и кроме того, люди, которые отбирают у других жилье, ходят по трупам…

Голос Тима замер, и он вздрогнул.

– Есть некое зло… – Он замолчал, не закончив фразу.

– Поедем сейчас со мной. Увидишься с мамой. Она знает, что я здесь, она так любит тебя. Все мы тебя любим, а уж я особенно.

Джек лихорадочно соображал. Хейне нужно это письмо, а им нужно, чтобы Хейне помог Джеймсу, но при этом не используя сына. Тим ни за что не должен вернуться в эту помойку. Как же использовать этот рычаг? А вот как: он сам поедет, и точка.

– Отец? – Тим смотрел на него, склонив набок голову, как он всегда делал, когда чувствовал, что он чего-то не знает. Джек повторил:

– Поедем со мной, дружок, пусть мама посмотрит на тебя. Она так давно тебя не видела.

– Но что происходит? Почему ты приехал именно сейчас? Юнцы что-то натворили? Чем они сейчас занимаются?

Тим снова засмеялся, и на этот раз смех его звучал естественно. Похлопав по карманам желтыми от никотина пальцами, он вытащил пачку сигарет и протянул Джеку. Тот отрицательно покачал головой.

– Я приехал, чтобы проведать тебя. Я узнал, что ты давно не бываешь на митингах в Хоутоне, мне захотелось спросить, что с твоими убеждениями и как у тебя дела. Но теперь я знаю.

Тим бросил пачку на столик возле кровати, где стояла пепельница, доверху наполненная окурками. Потом встал, подошел к раковине и открыл кран. На стареньком водонагревателе, висевшем на стене, замигала лампочка.

– Живу в свинарнике. Поможешь?

Джек выбросил остатки еды в мусорное ведро, нашел кухонное полотенце и стал вытирать вымытую Тимом посуду. Вместе они сняли с кровати грязное белье и застелили чистыми простынями. Тим свернул все в узел и засунул в полотняный мешок, чтобы сдать в стирку, а Джек стряхнул окурки в ведро, вымыл пепельницу и снова поставил на столик рядом с кроватью. Потом вытер тряпкой стол, за которым ел сын. Тим поставил мешок рядом с дверью.

– Чтобы не забыть утром.

Он стоял, глядя, как Джек прополаскивает тряпку в раковине, и бормотал себе под нос: