Раскол дома

«Ну что, Эви, дерево – это мой тебе прощальный подарок. Я ведь предупреждала, что рассчитаюсь с тобой, но, возможно, ты не знаешь почему. Ты, гордячка, само совершенство, строишь свои великолепные планы, придумываешь, как будешь управлять гостиницей и всех осчастливишь. Вы все такие в вашем семействе, а значит, и мне придется делать все по-вашему и дальше, если я останусь, потому что у тебя будет твоя гостиница, кто бы сомневался, а мне придется заниматься стиркой или чем-то в этом роде. Это был ад кромешный – иметь дело с калеками и уродами. И впереди будет все то же самое – вернется Джек, и нам придется слушать, как он орет по ночам, как чокнутый. И еще неизвестно, на что он будет похож. А если ты до того дура, что думаешь, будто Брамптоны, такие милые и симпатичные, оставят вас, когда вы им больше не нужны, ага, держи карман шире. Они будут хозяевами, а мы – их слугами.

Я имею право жить со здоровым мужчиной с гладкой кожей без фиолетовых шрамов, и буду с ним жить. Я нравлюсь Хейне, и я сделаю так, что он будет меня любить. Сделаю – и точка. Так что мы начинаем жить сначала, спасибо проклятым Брамптонам. Мы сядем на пароход, но ты не узнаешь, куда мы направимся. Теперь я сама управляю своей жизнью. Вы там присмотрите за Тимом, потому что Хейне не хочет брать его с собой. Мне пришлось выбирать. Да вы, Форбсы, все равно у меня его отняли. Он любит свою бабулю больше, чем меня, вот и ишачьте, да и все равно, Джек любит мальчонку, а не меня. Не думайте, что я этого не знала. Он такой же, как ты, большой сильный дядя и помогает маленьким-слабеньким. Ну и живите дальше, и спасибо за серебро. Я спрятала его в гараже на чердаке, так что вы с этим ошиблись. Зато я правильно придумала – там отличное место, чтобы гонять игрушечные вагончики. Повесьте там памятную доску с моим именем.

Милли Форбс».

Эви сказала:

– Нельзя, чтобы парень читал это. Мы не должны показывать ему письмо.

Остальные потрясенно смотрели по сторонам.

– Вам и не придется. Я все слышал.

В дверях стоял Тим. Эви сложила письмо и молча смотрела на него. Племянник, бледный, похудевший, но чисто выбрит.

– Так, значит, дерево было их прощальным подарком? Это они взорвали его. Так-так…

Голос его звучал ровно и невыразительно. Гордился ли он своей матерью? Или был шокирован? Она не знала и только произнесла:

– Люди меняются, Тим.

Джек сзади положил ему ладонь на плечо. Грейс обняла сына за пояс. Эви, глядя на него, не знала, что думать. В сжатых челюстях Тима ей виделась Милли. Действительно ли он им поможет?

– Ты уверен, Тим?

Она улыбалась, но глаза ее оставались серьезными.

– Да, тетя Эви, уверен.

Он смотрел на письмо, не на нее.

– Мне уже давно пора навестить ее. В конце концов, она моя мать.

Эви протянула ему письмо.

– Сделаю все, что смогу, – просто сказал он, повернулся и ушел. Родители последовали за ним. Вер догнала его.

– Спасибо тебе, Тим.

– Рад стараться, – услышала Эви его ответ. Тон его голоса был по-прежнему невыразительным. А потом, в Берлине, они с Милли и Хейне за обедом будут смеяться над ними? И Джека с Грейси снова ждут страдания? Вопросы, вопросы… Но им ничего другого не оставалось, как только ждать.