Фтор также подмигивал красотке, шлёпая её по заднице. Фанси лишь бессмысленно улыбалась и радовалась, что принята и признана. Что она вписывается в стиль компании. Что она – одна из них. Только вот внутри собирался мрачный осадок, который девушка не осознавала и никак не могла распробовать. Что-то щемило ей сердце. Что-то беспокоило её и мешало веселиться на полную.
Сид и Ненси
Помпею всё сильнее злило поведение Фанси. Месяца не прошло с тех пор, как она присоединилась к ним, а уже возомнила себе Сатана знает что! Его раздражали специальные дырки на чулках неуклюжей Братц.
– Ты же не шлюха! – бубнил парень, но его подружка лишь повизгивала в ответ. Его коробило от того, что другие музыканты успели их сосватать.
– Теперь она твоя групи, – ехидно посмеивался Фтор.
– Нет, она заноза в заднице! – тёр веко ватным диском Помпея. Лютая злоба побуждала его к тому, чтобы как следует встряхнуть эту подражалку, но жалость и воспитание запрещали грубо обращаться с дамой. В результате Помпея выбирал более мягкую тактику: – Понимаешь, ты носишь корсеты и леггинсы не потому что хочешь, а потому что это навязала тебе субкультура. Возможно, ты считаешь, что выделяешься, что ты особенная и даже избранная, но это не так, Фанси. Ты слепа. Ты слизываешь все мои идеи. Ты крадёшь мои «изюминки» и всюду носишься следом! – честно признавался он, но Фанси видела только свои чувства.
– Как ты смеешь так говорить? Я же просто тобой восхищаюсь! Я ведь всё для тебя делаю! Я помогаю тебе развиваться, договариваюсь о концертах и плачу за съёмки! – рыдала она.
– Значит, теперь ты вменяешь мне это в упрёк? Быстро же испарилась твоя бескорыстная самоотверженность! – гневался Помпея.
– Ну, прости, прости! – поднимала зарёванное лицо преданная девочка. – Хочешь, я не буду так одеваться? Хочешь, я вообще налысо побреюсь и стану в париках ходить? Хочешь, я всю одежду эту проклятую выброшу? Я же не со зла так поступаю! Просто я люблю тебя… – прокалывалась недотрога.
– Да, – соглашался солист, – той любовью, какой рыбак любит рыбу. Все люди едят то, что они «любят». На самом же деле они эгоистичные подонки, которые ублажают только себя, и срать им на всех! – вслух размышлял он.
– Но ведь всё равно сейчас нет ничего нового, – робко замечала Фанси, – уже все успели раздеться на сцене. Все успели натянуть на себя женские колготки и использовать образ депрессивного революционера. Ты ведь тоже перенял что-то от почитаемых артистов, потому что считаешь их музыку годной, – дрожащим голоском лепетала она.
– А ты ведь чертовски права, – изумлялся Помпея, погружаясь в глубокую растерянность.
Как бы он ни изощрялся, он только производил вариации на тему. «Marilyn Manson», «Rammstein», «The Beatles», Элвис Пресли и прочие, и прочие уже создали яркую массовку, в которой едва ли можно заявить о себе.
– И это нормально, – продолжала Фанси, – ведь детективные сюжеты тоже переносят из романа в роман. Всё новое – хорошо забытое старое, – ворковала она.
– И что мне теперь, в шкуру мамонта заворачиваться? Костями на барабанах играть? – ругался отчаявшийся парень.
– Почему бы и нет? – предлагала свою улыбку Фанси.
– Да даже если мы и используем новые атрибуты, то всё равно не повлияем на мир глобально! – сокрушался её собеседник. – А я хочу сотрясти эту чёртову планету! Я хочу оставить отпечаток величиной с этот сраный суперконтинент! И мои жалкие старания обречены на провал, потому что они не имеют смысла! Вселенной плевать, что будет твориться на нашем шарике через сто или тысячу лет!
– Конечно, милый, – всё нежнее облизывалась Фанси, – моя мама говорит, что конечная цель жизни – это смерть, и во всём важен не результат, а процесс. Всё очень просто! Смысл заключается в осознанности и пребывании в настоящем отрезке времени, – силилась вспомнить умные материнские речи Фанси.
Однажды она даже сама желала ознакомиться с руководством по психиатрии, но тяжёлый кирпич Тиганова оттолкнул её от этой затеи. Комиксы и любовная беллетристика казались интересней сухой теории и обилия сложных термином с окончанием -ия. Сейчас же девушка, пользуясь слабостью и слезами Помпеи, осторожно прильнула к нему, обвила его лицо своими ладонями, уложила его голову себе на колени и начала гладить его волосы цвета спелой ржи. Помпея уткнулся носом в её кожаную юбку и низко засопел.
– Я понимаю тебя, – улюлюкала девушка, – в век постмодерна всем приходится нелегко. Простых упоминаний культовых имён недостаточно. Недостаточно знать графическое изображение ризомы, – рассуждала она.
Помпея погружался в её звонкий канареечный голос. Свернувшись эмбрионом, он чувствовал себя защищённым, а, освободившись от эмоций – расслабленным, словно дедушкин член.
– Спасибо тебе, – бархатно шептал полуголый главарь, – что поддерживаешь меня и веришь, что терпишь грубые упрёки. Я ещё та бестактная тварь…
– Ну, полно-полно. Я тоже была невнимательной, – раскачивалась Фанси.
– Значит, мир? – поднимался Помпея.
– Мир, – блаженно вздыхала та, приближаясь к накрашенным губам.