Расколотая радуга

Бездействие угнетало, и Кэтрин с Энн отправились к городскому крепостному валу, взяв с собой детей и хорошенькую молодую няню-шотландку, которая была в услужении у Энн. На стенах вала собрались сотни людей, все взоры были устремлены на юг. Слухи ходили самые разные, но достоверная информация не поступала.

В десять вечера раздался громкий стук в дверь. Женщины бросились открывать. Энн распахнула дверь и увидела Уилла Ферриса, ординарца Чарльза, с головы до ног покрытого пылью. Она побелела.

— Боже мой! Чарльз…

— Нет, мадам, — быстро проговорил ординарец. — Все в порядке. Господин велел передать, что у них с мистером Мельбурном все хорошо.

Кэтрин отвела Ферриса на кухню.

— Был жестокий бой с маршалом Неем у Катр-Бра, — продолжал рассказывать Феррис, — но кавалерия подоспела только в последний момент, так что нас лишь слегка задело. Говорят, герцог чуть не попал в плен к французским уланам. Спасаясь, он перепрыгнул через окоп, набитый шотландскими горцами. — Феррис покачал головой. — Шотландцы были разбиты наголову, бедняги.

Расставляя на столе закуски и пиво, Кэтрин с грустью думала о веселых молодых шотландцах, еще вчера плясавших на балу. Сколько их осталось в живых?

— Чем кончилось сражение?

Феррис пожал плечами:

— Не знаю, кто победил, но мы не проиграли, это уж точно. Говорят, сам Наполеон преследовал прусскую армию. У Блюхера было численное превосходство, и если он и его ребята добились успеха, французы, видимо, бегут.

— Хотелось бы верить, что это так, — взволнованно произнесла Энн. — А как дела в стрелковой бригаде? И в полку у Кеньона?

— Стрелки были в самом пекле, но капитан Уилдинг жив-здоров.

Уилл замолчал и отпил пива.

— Не пострадал и сто пятый полк, он был в резерве.

Скорее всего это из-за неподготовленности солдат. Кэтрин всем сердцем надеялась, что так будет и дальше, возможно, к разочарованию Майкла и его подопечных.

Поев, ординарец извинился и сказал, что хотел бы повидаться с няней семьи Моубри — Элспет Мак-Леод, с которой крутил любовь. Он задержался у своей милочки не больше получаса, после чего вскочил в седло и пустился в обратный путь.

С тяжелым чувством легла Кэтрин в постель. Очень хотелось верить, что французы разбиты, но в глубине души она знала, что самое худшее впереди.

Наутро результаты вчерашней битвы были налицо.

— Мамочка, на улице раненые солдаты! — крикнула Молли, выглянув в окно.

Все обитатели дома бросились к окнам. Из окна верхнего этажа были видны Намурские ворота и входившие в них раненые, которые добирались сюда всю ночь.

— Пойду за медицинской сумкой, — произнесла Кэтрин побелевшими губами.

— Их наверняка мучит жажда. — Энн взглянула на детей, ухватившихся за ее юбку. — А ты молодец, Молли, первая заметила солдат. Можно, я возьму твою тележку, Джеми, и вывезу на улицу ведра с водой?

Мальчик важно кивнул.

— Мадам, я с вами, — сказала Элспет. — У меня шесть братьев, и я умею перевязывать раны.

Остальные слуги тоже выразили желание помочь.

Энн приказала детям оставаться в доме с поваром. Эми же, которая была старше и настойчивее, даже не стала спрашивать мать, а просто присоединилась к Энн, которая везла небольшую тележку с ведрами. Кэтрин хотела было отправить ее обратно домой, но потом раздумала. Девочка привыкла к виду страданий.

К тому времени, когда они добрались до рю де Намур, улица превратилась в импровизированный госпиталь. Одни раненые шли пешком, других везли на повозках. Жители Брюсселя и приезжие высыпали на улицы и трудились рука об руку, чтобы как-то облегчить страдания людей. Одни провожали раненых на их квартиры, другие несли покрывала, тюфяки и зонтики, чтобы прикрыть раненых от жаркого солнца. Кэтрин заметила, как у одного из домов монахиня и весьма сомнительного вида девица приводят в чувства молоденького бельгийца, который потерял сознание. Аптеки бесплатно отпускали лекарства.

Кэтрин пригодился ее опыт в Пиренейской кампании. Она обрабатывала и перевязывала не очень тяжелые раны и после целого дня напряженного ожидания и неизвестности радовалась возможности заняться хоть каким-то делом. Поскольку Эми отлично справлялась с раздачей воды раненым, Энн стала записывать последние слова умирающих, обращенные к их родным и близким.

Кэтрин как раз извлекала из окровавленной, искалеченной руки кусочки ткани и золотой тесьмы, когда знакомый голос с шотландским акцентом произнес:

— Я так и знал, детка, что вы здесь.

Кэтрин подняла голову и увидела своего старого друга, врача Яна Кинлока, В его волосах появилась седина, рубашка была в крови.

— Я знала, что вы не поленитесь приехать из Лондона, чтобы увидеть новую бойню, — ответила она дрогнувшим голосом. — Слава Богу, что вы здесь, Ян. С этим сержантом мне не справиться.

Кинлок опустился рядом с ней на колени и стал осматривать рану.

— Вам повезло, сержант. У вас две пули в руке, но кость не задета, так что в ампутации нет необходимости. Кэтрин, подержите его, пока я извлеку пули.

Он достал из сумки инструменты.