Расколотая свобода

Во рту пересохло от этих грязных слов, сказанных низким и грубым голосом. Он словно бросал мне вызов, пытаясь раздвинуть мои границы, пытаясь напугать меня, чтобы узнать, сбегу ли я.

Сглотнув, я схватила иглу:

– Если ты не будешь стоять спокойно, получится некрасиво.

В ответ он укусил меня за шею, и я зашипела.

– Делай, что тебе говорят, Ягненок. Я хочу почувствовать твои руки на себе.

Он медленно двигал рукой по члену. Я чувствовала его взгляд, пока протирала руки спиртом, завязывала узел стерильной нити и сдвигала края пореза вместе, чтобы позже соединить их.

– Возможно, будет немного больно.

Он хмыкнул:

– Я привык смешивать удовольствие и боль.

Прикусив губу, я сосредоточилась на его ране:

– Нужно наложить всего шесть или семь швов.

Глаза Данте блеснули, он улыбнулся:

– Давай сделаем семь, хорошо?

Я пожала плечами и, стараясь игнорировать бабочек в животе, приложила к ране смоченную в спирте салфетку. Усмехнулась, когда он зашипел.

– Данте, постарайся сконцентрироваться на своем удовольствии и не двигайся.

Он прищурился в ответ на мой дерзкий комментарий, и как раз, когда я начала накладывать первый стежок, втянул кожу на моей шее, убрав руку от зеркала и скользнув ей в мои трусики.

– Господи, Данте, – ахнула я, но он не остановился, просто продолжил поглаживать свой член и одновременно с этим ласкать мою киску. Моя рука задрожала, я начала возбуждаться еще сильнее.

– Будь хорошей медсестрой, Лайла. Я знаю, ты упорно трудилась, чтобы получить профессию.

Я захныкала и объявила:

– Один стежок готов. Осталось еще шесть. Надо было зашить рану до душа. Ты потерял много крови, и можешь…

Большим пальцем он нажал на мой клитор, отчего я тут же выгнула спину, а моя рука дернулась, и нитка натянулась. Данте зашипел, а затем улыбнулся, словно ему нравилось заставлять меня терять концентрацию даже в ущерб собственному комфорту.

– Данте, какого хрена, – я грозно посмотрела на него.

Он усмехнулся:

– Делайла, ты ругаешься, только когда злишься. Когда я взял тебя на руки, ты призналась, что такое происходит постоянно, – он лизнул меня в шею.

– Второй шов готов. И скажи, что мы сейчас обсуждаем?

Он вставил в меня еще один палец и стал двигать им вперед-назад в таком же медленном ритме, в котором ласкал свой член.

– Мне нравится знать о тебе все. А ты повернула все так, будто дело обстоит иначе.

– Я не могу… давай сосредоточимся на главном.

– О, Ягненок, я очень даже сосредоточен.

Я наложила еще два шва, и сделала это болезненнее, чем следовало. Данте наслаждался тем, как я ерзала, пока пыталась выполнить работу, ради которой четыре года училась в школе медсестер, – обеспечить пациенту максимальный комфорт, даже если он испытывал боль.

Его щека терлась о мое ухо, когда он покусывал его и шептал:

– Мне нравится боль, Лайла. Убедись, что, накладывая швы, ты оставила на мне свои отметки. Хочу знать, что на моем теле есть твои следы и что они останутся на мне навсегда.

– Я горжусь своей работой, Данте, – сказала я сквозь стиснутые зубы, изо всех сил стараясь не выронить иглу и не прыгнуть на его член. – Возможно, не останется даже шрама.

На этот раз он впился зубами мне в шею, быстро вытащил из меня палец и начал водить им по моему клитору. Я как раз делала седьмой стежок и ахнула, едва ли не подпрыгнув. Данте прижался грудью ко мне, обхватил меня за талию и впился в губы. Он втянул мой язык в рот, словно изголодался по нему, будто вдруг перестал понимать, как жить без меня.

– Заканчивай, Лайла, чтобы я мог добраться до рая. Если я сейчас же не трахну тебя, то превращусь в животное.

Я возилась с узлом. Обычно эта часть была самой легкой, но сейчас я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме его члена рядом с моей промежностью и его рта, скользящего по моей коже вниз – по ключицам, к груди.

Затем Данте ухмыльнулся.

– Закончила?

Я прикусила губу, понимая, что мы переходим черту:

– Данте, если мы сейчас займемся…

– Знаю, ты все еще хочешь выполнить пункты списка, – он выругался себе под нос. – Лайла, я весь день думал об этом, но, черт, даже если хочу, я не могу дать тебе желаемое, – пробормотал он, прижимаясь лбом к моему.

Я согласно кивнула, словно мое сердце не разбилось от его слов, словно его отказ не причинял боль. Но именно так и было. Он уничтожил надежду, которая каким-то образом проникла сквозь возведенные мной стены. И даже с разбитым сердцем я продолжала глупо идти по тому пути, по которому мы двигались сейчас.

Именно я опустила руку и отодвинула трусики:

– Я все еще чиста и принимаю таблетки.

– Черт, вряд ли это важно сейчас, – процедил он, словно ждал от меня одобрения.

– Тогда покажи мне звезды, Данте Арманелли.