Глаза распахиваются в темноте. Страх из сна быстро сменяется шоком. Мой повторяющийся сон, который, как я всегда считала, из того времени, когда я была Зачищенной? Но этого не может быть, если в его сегодняшней вариации есть хоть доля правды. Если мне снился этот кошмар, когда там был Катран, значит, этот повторяющийся сон снился мне еще во время тренировок с Совами. До того, как меня поймали лордеры. До того, как меня зачистили.
Но Катран, успокаивающий меня? Обнимающий? Должно быть, это вымысел моего подсознания. Такого просто не могло быть. Но если я отвергаю этого заботливого Катрана, того, которого не знаю, то возникает вопрос: не выдумка ли в таком случае и остальная часть сна? Но я чувствую, знаю, что нет. Он кажется более правдивым, более реальным, чем все, что было раньше.
И есть что-то еще, скрывающееся в этом сне. Оно так близко, что я почти могу дотянуться и коснуться его пальцами, но оно вновь ускользает.
Я крепко сжимаю кулаки, борясь с порывом закричать в отчаянии от этих провалов в памяти, но в то же время душу точит холодный червячок сомнения.
А действительно ли я хочу знать?
Глава 25
– Пошли.
Всего одно слово тихим голосом, вот и все. Этого лордера я не знаю; он идет вперед, не оборачиваясь. Не сомневается, что я пойду следом. Я раздумываю, не дать ли деру, но какой смысл? Двигаю за ним, держа его в поле зрения в толпе учеников, переходящих из класса в класс. Это нетрудно, так как они расступаются перед ним, и я просто топаю по образовавшемуся коридору в переполненном фойе.
Он открывает дверь какого-то кабинета в административном здании, входит и оставляет ее приоткрытой. Я быстро оглядываюсь по сторонам. Хотя Нико и должен быть сейчас в блоке естествознания, но кто знает? Впрочем, ни его самого, ни кого другого из знакомых не видно.
Дверь, к которой я подхожу, не похожа на другие. На ней нет ни дощечки с именем, ни номера.
Стучу и вхожу.
Лордер, за которым я шла, стоит по стойке «смирно» сбоку от стола. За столом сидит Коулсон.
– Садись, – велит он. Стул только один, по эту сторону узкого стола лицом к нему, чересчур близко, но делать нечего. Я сажусь. – Говори.
Я натужно сглатываю, в горле вдруг пересыхает.
– Симпатичный кабинет, – выдавливаю из себя я.
Он никак не реагирует, но холод в комнате резко усиливается от одного лишь осознания того, что я здорово влипла.
Повисает напряженная тишина.
Когда врешь, лучше всего говорить правду. Или что-то близкое к ней.
– Какие-то планы, возможно, есть, но никаких подробностей я не знаю.
Коулсон слегка наклоняет голову вбок, размышляя. Лицо его, как всегда, ничего не выражает.
– Не густо, – говорит он наконец. – Что за планы?
От страха мои мозги отказываются работать. Что можно и чего нельзя говорить – полнейшая загадка, и чем дольше его глаза буравят меня, тем глубже я впадаю в ступор. В голове пусто. Но пока я не найду Бена, пока не предупрежу его, чтобы спрятался там, где Коулсон не найдет его, этот лордер должен думать, что я соблюдаю наш договор. Должен. Мне нужно сказать ему что-нибудь.