Расколотая

Миновав знакомые места, я концентрирую внимание, стараюсь отыскать дорогу по карте, которую выучила наизусть, но мысли заняты Беном. Время от времени, когда я не знаю, куда ехать, приходится включать фару, чтобы не заблудиться в темноте.

Через несколько миль я останавливаюсь и вытаскиваю из кармана колечко Эмили. Не могу оставить его, это слишком опасно. Вдруг кто-нибудь увидит? Я целую кольцо, собираясь выбросить в воду канала, спрятать на грязном илистом дне, но не могу – рука не поднимается. Тогда я залезаю на дерево, надеваю кольцо на веточку, невидимую снизу. Глаза отмечают место – изгиб канала. Когда-нибудь я вернусь за ним.

Продолжаю путь, но что-то не дает покоя, мешает сосредоточиться. Что-то неправильное, какой-то звук сзади. Слабый и слишком далекий, чтобы разобрать, но очень похож на звук другого байка.

Я останавливаюсь, затаскиваю мотоцикл в кусты и, крадучись, возвращаюсь назад, но не по дороге, а рядом с ней, в глубокой тени.

Вот оно.

Какая-то фигура ждет на тропе. На мотоцикле. На руле слабо мигает «маячок»: то, что он выслеживает, сейчас не движется. На лице написана нерешительность: то ли оставаться на безопасном расстоянии, то ли пойти посмотреть, почему оно остановилось?

Я возникаю из тени прямо перед Катраном. Он вздрагивает. Виноватое выражение мелькает на лице. Потом исчезает.

– Привет, – говорю я.

– Привет.

– Ну, сам расскажешь или мне угадать? – говорю я, но он не отвечает, только плечами пожимает. – На мотоцикле «маячок». Ты следишь за мной, проверяешь.

Катран краснеет так, что даже в полутьме заметно.

– Да, на мотоцикле есть «маячок», но все не так. У них у всех есть «маячки» для безопасности, ясно?

– Но за этим ты следил.

– Нико приказал.

Нико. В душе вспыхивает страх.

– Он знает?

– Еще нет. Куда ты едешь?

Я молчу.

– Ну, куда бы ни ехала, я с тобой.

Я направляюсь назад по тропе. Может, мне удастся припрятать мотоцикл прежде, чем мы доберемся до места, и ускользнуть. Или смогу отыскать «маячок» и снять его.

Но Катран, будь он неладен, не отстает ни на шаг. Когда мы подходим к моему байку, я поворачиваюсь к нему.

– Пожалуйста, не езжай за мной. Подожди здесь, если хочешь. Я недолго, а потом мы можем вместе вернуться.

– Нет.

– Мне не нужна нянька!

– Нужна.

Я вздыхаю. Делать нечего, придется рассказать ему.

– Помнишь, ты просил меня вспомнить, кто я? Не запирать в себе прошлое? – Он ждет. – Так вот, я собираюсь увидеться с Беном.

– Что? С тем парнем, о котором все время талдычит Тори?

– Она не знает правды. Мы с ним были… близки.

– Но я думал, он умер.

Я качаю головой:

– Он жив, и я собираюсь увидеться с ним.

– Он поддерживал связь?

– Нет. Он не знает, что я приеду. Может, даже его сегодня не будет, это просто наитие.

– Но как…

– Не спрашивай, как я нашла его, – не скажу. Но теперь ты понимаешь, почему не можешь поехать со мной?

На лице Катрана отражается так много эмоций – беспокойство и обида борются с гневом – что, не успев даже подумать, я оказываюсь рядом и кладу ладонь ему на руку.

– Катран, с тобой все в порядке?

– Нет. – Он вздыхает, ерошит волосы рукой. – Послушай, я поеду следом, но показываться не буду. Прикрою тебе спину на случай, если что-то пойдет не так. Это лучшее, что я могу сделать. Хорошо?

Это настолько против его разумения, настолько больше того, что я могла от него ожидать, что я улыбаюсь:

– Хорошо.

Я сажусь на мотоцикл, делаю еще несколько поворотов, и память не подводит меня: это правильная дорога.

Небо еще не начинает светлеть, когда мы добираемся до дорожки рядом со школой, по которой Бен, я уверена, будет бегать. Мы прячем мотоциклы и, притаившись в деревьях, ждем и наблюдаем.

Тьма мало-помалу уступает небо сероватой мгле. Никого не видно. Горло у меня сжимается, и я уже собираюсь сказать Катрану «извини, должно быть, я ошиблась», когда он хватает меня за руку.

– Смотри, – шепчет он и указывает на холм слева. Одинокая фигура бежит по нему вниз, освещаемая светом со спины. Я прищуриваюсь, неуверенная, но потом… да, это он! Рот расплывается в улыбке, а ноги несут меня из леса вслед за удаляющейся фигурой.

Бен умеет бегать, всегда умел. Я прибавляю и прибавляю скорости. Должно быть, он что-то слышит, так как слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть, кто сзади, потом опять отворачивается и бежит дальше.

Быть может, он не разглядел меня в таком слабом свете. Я припускаю быстрее.

– Подожди, Бен, – тихо зову я. – Постой.

Он замедляет бег. Потом переходит на шаг. Я догоняю его.

– Да? – говорит он.

Я широко улыбаюсь ему в глаза, карие с золотыми ободками, и хватаю за руку. Он смотрит на наши руки. Отвечает неуверенной, кривой улыбкой.

До меня начинает доходить, что что-то не так.

– Бен?

– Извини, ты приняла меня за кого-то другого.

– Нет. – Я крепко сжимаю его ладонь.

Он качает головой, убирает свою руку.

– Прошу прощения, но я не Бен. Извини, у меня мало времени, а мне нужно закончить пробежку. – И он бежит дальше, а я стою и смотрю ему вслед, смотрю, как он бежит, и каждое его движение говорит, что это мой Бен. На глаза наворачиваются слезы.

Он не знает, кто я.

Он ничего не помнит.