– Нет. Это больше похоже на выдавать желаемое за действительное. Я не знаю, что было между нами. – Она втягивает голову в плечи. – Если честно, когда я только вошла, то боялась, что была шлюхой, которая брала деньги за секс.
Я давлюсь хот-догом. Так сильно, что Хартли вскакивает и бьет меня по спине. На глаза наворачиваются слезы, и я показываю на газировку, которую она тут же мне передает. Я выпиваю залпом почти полбутылки и, когда, наконец, могу нормально дышать, говорю:
– Ты думала, что была проституткой?
– Думаю, лучше употребить термин «работница секс-индустрии», – чопорно отвечает Харт. Она сидит в позе лотоса, положив руки на обтянутые джинсами коленки. Длинные черные волосы убраны за маленькие ушки. Мне сложно представить ее «работницей секс-индустрии», как она выразилась.
– Нет, ничего подобного не было. – И мозоли на моей правой руке тому доказательство.
– Откуда ты знаешь? – Она мило хмурится.
– Когда мы достигали половой зрелости, дядя Стив возил каждого из нас в бордель в Рино, чтобы мы лишились девственности с профессионалкой, – беспристрастно объясняю я.
– Ого!
– Да, ого. – Не знаю, зачем я ей это рассказываю. Может, потому, что это не самый отвратительный эпизод из моего прошлого, и я пытаюсь дозировать информацию, чтобы она с криками не убежала отсюда. – Ты и правда ни хрена не помнишь, да?
Где-то очень глубоко я сомневался в ее амнезии, но Хартли действительно потеряла память, и это причиняет ей боль. Мне хочется посадить ее к себе на колени и сказать, что все будет хорошо. Я все сделаю, чтобы защитить ее. Поэтому мне больше нельзя пить. Я отставляю полупустой стакан с водкой в сторону. Я должен быть
– Твой док сказал не забивать тебе голову всякими глупостями, но я готов рассказать тебе все, что ты хочешь знать и что готова услышать. Налить еще? – Я киваю на водку в ее руке. Мне лучше больше не пить, но ей не помешает.
– Нет. Лучше сделать это на трезвую голову. Выкладывай.
– Что ты хочешь узнать?
– Все. Я ничегошеньки не помню из своего прошлого. Мои телефон и сумка пропали, как и аккаунты в соцсетях, если они вообще у меня были. Все вещи в моей комнате такие новые, что на занавесках даже сохранились складки от фабричной упаковки. Но вот что странно, Истон. Я знаю магазины, знаю, в каком направлении идти, помню кое-какие события из тех времен, когда была намного младше. Например, когда ко мне в палату пришла Фелисити, я подумала, что она Кайлин О’Грэйди. Мы познакомились в детском саду. Я помню, что у меня был учитель музыки по имени Деннис Хейз. Фелисити рассказала мне, что Кайлин уехала из города три года назад, а мистер Хейз сбежал год спустя, потому что выяснилось, что он педофил.
Я застываю.
– То есть ты думаешь, что была одной из жертв этого мистера Хейза?
– Нет. – Хартли взмахивает рукой. – Я была в библиотеке и поискала информацию об этом в интернете. У него был роман с семнадцатилетней ученицей, вот и все. Хотя так нельзя, конечно.
Я расслабляюсь. Теперь можно разбираться с остальным.
– Ты помнишь свою семью?
Хартли проводит пальцем по шраму на запястье.
– Кое-что. Я помню свадьбу Паркер, всякие мелочи про Дилан – как заплетала ей косички или играла с ней в «Лего». Иногда я ей читала… – Она умолкает, продолжая водить пальцем по шраму. – Время от времени мы ссорились. Не помню, из-за чего именно, но помню, как кричали друг на друга.
Харт как-то говорила мне, что у ее сестры бывают резкие перемены настроения, как и у меня. Мне диагностировали синдром дефицита внимания и гиперактивности, и какое-то время мама заставляла меня принимать лекарства, но потом голоса в ее собственной голове стали занимать ее все больше. Я начал пить и принимать другие таблетки, чтобы компенсировать эту потерю. Наверное, я до сих пор так делаю.
– Но не помнишь ничего за последние три года, – замечаю я.
– Вообще ничего за последние три года. Я даже не помню, как получила этот шрам. – Она поднимает вверх запястье.
– Зато я помню. – Мой взгляд останавливается на водке. Я бы многое отдал, чтобы сейчас разом влить в себя полбутылки и отключиться. Тогда мне не придется рассказывать Хартли, что запястье ей повредил ее собственный отец. Но так ведут себя только трусы, а я, какие бы ни совершал ошибки, никогда не считал себя трусом.
– Я видела твою фотографию в «Инстаграме», – говорит Хартли.
Я не ожидал, что она сменит тему, но не теряюсь.
– Собирала обо мне информацию, да?
Харт даже не собирается ничего отрицать.
– Да, о тебе, о себе, Фелисити, своей кузине Дженнет. Я отправила ей сообщение, и она ответила, но я передумала читать ее ответ.
– Почему?
– Потому что, столкнувшись с тобой сегодня, я посчитала, что не хочу ничего вспоминать. Мой мозг решил, что лучше забыть о каких-то конкретных вещах, и я подумала, пусть так оно и будет.
– Подумала?