Расколотое небо

– Классно! – проворчала Чейз. Сдаваясь, она набрала побольше воздуха, чтобы быстро выпалить правду. – Дженис решила, что ей будет проще тянуть с моего отца денежки, если у меня будет его фамилия. Чего она не учла, так это того, что после их единственной ночки он практически исчезнет. – Чейз невесело хохотнула. – Когда она наконец его разыскала и выяснила, что он такой… скажем так: она разразилась отборной руганью.

Чейз думала, стоит ли рассказывать Ритц, какое лицо было у Дженис, когда она увидела Торна на экране телевизора: он во всеуслышание подтвердил, что сбросил атомную бомбу на Филиппины.

– Расскажи мне про своего отца, – сказала Ритц.

– Нечего рассказывать. Я виделась с ним только один раз – летом, когда мне было двенадцать, а с тех пор не встречалась. Это он решил поменять мне фамилию на материнскую – и это стало самым ярким проявлением его родительских чувств.

– Потому что у твоего отца плохая репутация. – Ритц щелкнула ручкой. – Он хотел помочь тебе этого избежать.

– Психичка, это у меня плохая репутация. У моего отца – количество трупов.

– Интересно. – Она сдвинула очки в тонкой металлической оправе на макушку. – Почему бы нам не поговорить про твою репутацию?

Стул Чейз был еще теплым от попы Тэннера.

– Тэннер нажаловался?

– А на что, по-твоему, он мог жаловаться?

– Мне он нравился. А потом разонравился. Он воспринял это не слишком хорошо.

Чейз закинула ногу на ногу. Сняла обратно. Подтянула ноги под себя.

– И такое было еще с несколькими мальчиками. Как минимум с четырьмя, насколько я знаю.

– Не забудьте еще и девочку, – наполовину в шутку сказала Чейз. – Любопытство и все такое. – Ритц сурово нахмурилась, и Чейз почувствовала демаркационную линию, отмечавшую опасную территорию. – Вы изучаете закономерности моей любовной жизни?

– А ты видишь некую закономерность? – спросила Ритц. Чейз призналась Тристану в этом, но совершенно не собиралась так откровенничать с Ритц. – Ты испытывала какую-то глубинную связь с мальчиками – с теми, с кем сближалась?

Чейз передернуло. «Близость» было тем словом, которое взрослые использовали, чтобы она почувствовала себя виноватой.

– Я говорю: «Поцелуй меня». Он меня целует. Вот и вся глубина. И я только целуюсь, что бы ни говорил Бунтарь. Я не страхолюдная. – Лицо у Психичка от этого слова стало странным. – Я обжимаюсь, чтобы развеять тяжелые мысли и…

Она поспешно заткнулась.

– Значит, дело в желании уйти от действительности, – подхватила Ритц. Чейз была страшно зла на то, что так близко подлетела к цели. – И ты чувствуешь себя виноватой, что причинила этим мальчикам боль. Это хорошо. Это – груз привязанности.

Чейз открыла рот, собираясь сказать, что нисколько к ним не привязана, но получилось у нее совсем другое.

– Я невнимательная.

– К тем, с кем встречаешься?

Чейз совершенно не хотелось это обсуждать, но выхода не было.

– Я не встречаюсь. Я подбираюсь к кому-то. Смотрю, нравлюсь ли я ему. А потом, когда у меня чувство меняется, ухожу своей дорогой. Это нормальное подростковое.

Психиатр поморщилась.

– У подростков нет ничего нормального. Это я за время работы здесь поняла.

Чейз потерла щеки и поменяла тактику.

– Знаете, что мне нужно? Улететь. – У Ритц округлились глаза. – Я не о наркотиках. Мне нужно подняться в воздух. Это… дает мне направление. Я не поднималась в небо с незваного визита канадцев.

– Нам следует обсудить появление этих новых людей в академии. Что ты в связи с этим чувствуешь?

– Чувствую, что они здесь, – ответила Чейз. – И сочувствую им в том, что они потеряли свою академию. Если бы такое случилось со мной…

Казалось, Ритц это обрадовало.

– Академия очень похожа на семью, и появление этой команды все изменило. Как будто кто-то из родителей завел новую семью или еще одного ребенка.

– Сравнение стоило бы поменять, – сказала Чейз. – У меня нет родителей.

Психиатр близоруко сощурилась на личное дело Чейз.

– У тебя есть родители. Твоя мать…

– О нет! Дженис – мать, но не родитель. В один из моих первых приходов сюда вы сказали: «Чтобы стать матерью, рожаешь, а родителем становишься, когда растишь человека».

Это стало одной из причин, по которой Чейз захотелось довериться доктору Ритц. Осуждение Дженис было одним из самых быстрых способов завоевать сердце Чейз.

– Ты меня слушала?

Психичка выглядела неоправданно растроганной.

– Ну это же правда, так? У меня нет родителей. У меня есть «Звезда». Кейл. «Дракон».

«Пиппин». Почему-то имя напарника застряло у нее в горле.

– А ты задумывалась о том, какой станет «Звезда» после испытаний? – спросила Ритц. В ответ на недоуменный взгляд Чейз доктор добавила: – Если проект «Стрикер» провалится, самолеты спишут, и ты будешь летать на более старых моделях.

Чейз зажмурилась. Старые истребители – это гадко.

– «Стрикеры» не провалятся.

Их должны принять на вооружение! Им надо доказать свои возможности не меньше, чем Чейз. Отчасти именно поэтому она так полюбила свой опытный самолет.

Ритц продолжила:

– Если их примут, пилотов «Стрикеров» будут десятки. Ты станешь одной из многих. Частью эскадрильи. Ты об этом думала?