Расколотое небо

Он улыбнулся – и даже тут было заигрывание. Тристан стоял слишком близко… но в это мгновение Чейз поняла, что с ним любое расстояние казалось близким.

Чейз провела Тристана в капеллу: туда, куда никогда не ходила. Она раскрыла тяжелые дубовые двери и стала смотреть, как его лицо наполняется изумлением и отвагой. Часовня со многими такое творила. Потрясала скрытым величием и напоминала о Великолепнейшем Всем. Она указала на витражи и сталь.

– Это – копия кадетской капеллы из Академии ВВС в Колорадо. Считается, что это помещение поможет нам ощутить связь с дальнейшей жизнью. С настоящей академией. Где мы станем офицерами ВВС.

Тристан прошел по центральному проходу. Дверь за ними захлопнулась – и они остались одни.

– Тут странно, – признал он. – Но красиво.

Обшивка стен напомнила Чейз реактивный самолет, а пестрые витражи горели, словно сцена из фантастического фильма. Она села на скамью и уперлась локтями в колени, подставив ладони под подбородок.

– Многие кадеты обожают сюда приходить.

– Но не ты, – сказал он с расстояния нескольких шагов.

– Не я, – подтвердила она. – Я один раз видела настоящую. Отец поднял меня в ноль тридцать темноты, швырнул в истребитель и без объяснений привез нас в Колорадо. Я впервые оказалась в реактивном самолете.

Она закрыла глаза и вспомнила благоговейный страх, вызванный стремительным полетом к полосе рассвета. Они скользнули мимо заснеженных гор и приземлились на траву у здания, формой похожего на дюжину поставленных на попа истребителей.

Серебристо-стальные шпили, ловящие золото солнца.

– Звучит как приятное воспоминание.

Тристан сел задом наперед на скамью через несколько рядов перед ней.

– Их сколько-то есть, – признала она. – Будь все мое время с Торном плохим, я бы назвала его кошмаром. Но было несколько восходов. Наверное, больше всего мне надо было бы ненавидеть его за то, что он дал мне надежду. – Она подняла голову и ощутила то дуновение облегчения, которое у нее теперь ассоциировалось с их разговорами. – Знаешь, я никому про это не говорила.

– Даже твоему ОРП?

Ее молчание стало ему ответом. И мысленно она спросила себя, сколько раз она замыкалась, когда Пиппин к ней тянулся. Она всегда отстранялась, отталкивала его. Но ведь и он делал то же самое.

Чейз глухо засмеялась:

– Кажется, мы с Пиппином настолько замотались в то, что неразлучны, что даже не потрудились узнать друг друга.

Она встала и начала слоняться по проходу. Все становилось понятным. Пиппин на самом деле не знает, почему она замыкается в себе: он не в курсе мерзких подробностей относительно Торна. Относительно Дженис. А Чейз ничего не знает про близких Пиппина. Про то, почему он оказался в «Звезде», если ему настольно явно не хочется быть военным.

Неужели дело только в деньгах для его семьи?

– Я не умею с ним разговаривать. По крайней мере – о важных вещах, – призналась она. – Несколько дней назад я попробовала задавать ему вопросы, а он представил дело так, будто я устроила ему допрос с пристрастием.

Тристан ироническим взглядом следил, как она мечется туда и обратно.

– Ты мне доверяешь? – спросил он.

– Это не вопрос. – Она постаралась скрыть яркую улыбку. – Это захват цели.

– Тогда представь себе, что я взял тебя на прицел, – предложил он. – К важным вопросам надо подходить постепенно. Например, расскажи мне какой-нибудь пустяк, но только чтобы это было нечто такое, чего ты никому не рассказала бы, а мне – тем более.

– И что это даст?

– Поможет тебе расслабиться. Или хотя бы отвлечет. Если хочешь, считай, что я предложил тебе это сделать на слабо.

– Обожаю доказывать, что мне не слабо.

– Знаю. Это – единственное, что о тебе знают все.

Чейз села на ряд перед ним.

– Попробую, но не обещаю.

Она закрыла глаза и представила себе свою жизнь как небо, а тело – как одинокий истребитель, несущийся по синеве. У нее никогда не было ощущения, будто ее ничто не коснется. Или не догонит. А после той горечи, которую она испытала, не сумев угодить Торну, она приняла уклончивость как свою истинную натуру, хоть это и было не так. На самом деле – нет. Она выбрала в своем небе листок… совсем маленький.

– Твои волосы, – сказала она.

– Мои волосы?

– Мне нравятся. Иногда хочу их потрогать.

Чейз покосилась на него – и поймала его улыбку.

– Они напоминают моей маме ее брата, – объяснил Тристан. – Он умер до моего рождения. Меня назвали в честь его.

– А я-то думала, что тебе дали имя в честь того древнего любовного треугольника. – Она немного помолчала. – Пиппин мне рассказывал про Тристана и Изольду. Неизбежная безнадежная любовь. Ужасно уныло. Пиппин, похоже, считает, что это безумно романтично. Он так относится к большей части литературных чувств.

– Я эту историю никогда не читал. – Лицо у Тристана было холодным, уверенным и непреклонным. Это выражение уже нравилось ей в десять раз больше его привычной вежливой мины. – Я не верю, что судьба может быть злокозненной. Конечно, плохое происходит, но оно не преднамеренно направлено на каких-то определенных людей. Это – просто великая ложь в форме истории о любви.