Расколотое небо

Но тут все трое вдруг сообразили, что среди них есть Рита и ей ничего не понятно. Усевшись за стол, они начали ей объяснять. Самый молодой, Руди Швабе, учился в одной школе с Манфредом, правда, в младшем классе, но он был секретарем школьной организации Союза немецкой молодежи, и его знал каждый.

— Однажды он выручил меня и моих друзей, — сказал Манфред с деланной непринужденностью. — Я ведь рассказывал тебе о нашем подпольном клубе?

Да, знаю, подумала Рита и вспомнила: «Ну чего вы таращитесь так трагически!»

— Его вдруг объявили центром политической оппозиции. Это могло бы нам дорого стоить. Но на общем собрании, где многие точили на нас зубы, Руди Швабе и вот он, — Манфред показал на Вендланда, — вытащили нас из беды. Вы ведь тогда были в руководстве городской организации СНМ?

— Правильно, — повторил Вендланд. — Кое-кто из ваших преподавателей слишком уж явно хотел вас угробить. Потому-то и удалось вам помочь. Но надо признаться, я до сих пор не уверен, не следовало ли все-таки отнести ваше дело в разряд политических, хоть и в другом смысле…

— Несомненно, — ответил, почувствовав себя задетым, Манфред. — Во всяком случае, если следовать теории, что к политике относится все, что человек говорит, делает, думает, чувствует. Ведь наше поколение — это поколение людей, разбирающихся в политике, не так ли?

— Я вовсе не склонен столь широко распространять эту теорию, — сказал Вендланд, испытующе, но все еще дружелюбно поглядев на него.

Официантка принесла мороженое и взбитые сливки. Все принялись молча есть. Неожиданно, как по мановению волшебной палочки, зажглись все лампионы и заиграл маленький непритязательный оркестр. Вежливый Руди Швабе пригласил Риту, но у нее достало мужества обещать ему один из следующих танцев. Ей хотелось потанцевать с Манфредом.

Тот все еще хмурился. Вендланд его разозлил. Свою злость он выместил на Руди.

— Ты заметила, как он косится на Вендланда, прежде чем улыбнуться? — спросил он. — Раньше он был совсем другим. Способен был даже пойти на риск. Но, как видно, не сумел приобрести стóящую профессию… Активист широкого профиля — это, по-твоему, профессия?

Рита ничего не спрашивала, но и не отвечала, она лишь понуждала его ускорять темп танца. Она не скрывала, что все ей здесь нравится: крошечная танцплощадка, сверкавшая разноцветными огнями над темной улицей, нежный абрикосовый цвет вечернего неба, множество празднично настроенных людей. Ей нравилось, что сегодня Манфред впервые представил ее своим знакомым и что всем было сразу видно — они жених и невеста: ей нравился спокойный, рассудительный Вендланд, так не похожий на Манфреда.

— А знаешь, сегодня мы танцуем с тобой второй раз в жизни, — заметила она.

— Верно, — сказал он. — Мы еще можем по пальцам сосчитать пережитые вместе радости.

— Тебе это приятно?

— Да. Мне нравится, когда можно что-нибудь сохранить навечно, пусть хоть самую малость.

— Сохрани навечно нынешний день и забудь свою обиду на Вендланда.

— Но ты ведь не знаешь всей этой старой истории!

— Зато знаю тебя. А у тебя сейчас такое выражение лица, какое бывает, когда ты неправ и не хочешь признать это!

— Вот как! Теперь и ты начинаешь меня воспитывать?

— Не о такой жене ты мечтал, не правда ли?

— Конечно, нет, — признался он. — Но что толку в пустых сожалениях?

Когда Рита танцевала с Руди Швабе, она с удовольствием отметила, что Манфред и Эрнст Вендланд разговорились, оставшись за столом. Потом она узнала, что Вендланд спросил Манфреда: «Как вы находите Руди?» — а тот с неожиданной откровенностью ответил: «Он очень изменился, У меня в памяти эдакий взъерошенный юнец, смахивающий на щенка. Теперь он, видно, полностью приручен».

Вендланд расхохотался, очевидно несколько удивленный, но ничего не возразил.

«Теперь вам часто придется с ним встречаться, — заметил он. — Руди будет работать в деканате университета».

Манфред пропустил это мимо ушей. Он мало соприкасался с университетским начальством.

А потом они все вместе вышли из кафе и прошлись по притихшей наконец улице. Эрнст Вендланд шел рядом с Ритой.

— Что поделывает бригада Метернагеля? — спросил он.

Рита невольно рассмеялась. Откуда это он так точно знает, кто в их бригаде задает тон? Она оглянулась на Манфреда, не слышит ли он их, и непроизвольно понизила голос, словно то, о чем они сейчас говорили, касалось только ее и Вендланда. Она ведь не сказала Манфреду, что он был тогда прав. И после собрания все осталось на заводе по-прежнему.

— Ссорится, — ответила она.

Вендланд сразу понял, что она имела в виду.

— Метернагель поддает жару?

— Но ведь он прав, — сказала Рита. — Почему же они ему не верят?

— Это вас огорчает? — спросил Вендланд без тени превосходства. Поэтому ей нетрудно было ответить утвердительно. — Мне тоже часто бывает не по себе. Еще до сих пор, — признался он.

Между ними сразу установилась атмосфера откровенности. Как это случилось — трудно было объяснить. Помогла, пожалуй, и старая темная улица, и день, который остался позади.

Чем вызвано такое настроение Вендланда, Рита не задумывалась.