— Я про это совершенно не понимаю… Вы, Нил Семеныч, про тот полет расскажите. Дамы как одеты были? Небось все в тюле и кружавчиках?
— Чего не помню, того не помню… — признался механик. — Не до того было. Вышел авиатор, весь в коже, усы стрелкой, генералу честь, дамам воздушный поцелуй, полез в аппарат. Ну, затряслась эта штука, покатила, взлетела. Музыка — туш, дамы — в визг, гимназисты фуражки к небу швыряют… Восторг полный!
Он помолчал.
— Честно говоря, меня даже в слезу кинуло! Ведь человек летит! Человек!
— Ну а дальше? — заторопила Даша.
Глазунов хмыкнул:
— А дальше сел он! Генерал его к груди прижал, вручил ему патент на звание пилота, шампанское при народе выпили! Покачали его, покидали в воздух! Ну, я решил, что с такой важной птицей мне не знаться! Позволил бы только машину посмотреть, пощупать… Дождался, когда толпа разошлась. Сижу один. Гляжу, идет он через все поле, хмурый. И с ним мальчишка какой-то. Берут они «блерио» за хвост и тянут его в сарай. Сами тянут! Ну, я помог… Гляжу, в сарае на столе обед: кувшин — глечик с кисляком, хлеб серый, луковка… Он мне вежливо:
— Прошу откушать!
А я:
— Не понимаю… Вы же авиатор!
— Ах, бросьте! На руках носить — это у нас могут… А вот если деньги нужны, куда там! А я ведь мой «блерио» на свои сбережения купил… В долги влез. Теперь кредиторы по векселям требуют. Не знаю, что и делать. А хотел одного: чтобы расшевелить здесь, в России, наше отечественное болото. Ведь Европа-то обгоняет. Там не спят.
Испросил я разрешения, осмотрел аэроплан, мотор простукал. Он смотрит с интересом:
— Простите, вы, я вижу, специалист. Где служите?
Я объяснил.
— Не пойдете ли ко мне механиком?
Я ему: волчий билет. Политик, мол.
Он смеется.
— Ерунда! На это у меня связей хватит!
В общем, сошлись мы с ним…
Глазунов свернул новую цигарку. Афоня даже дыхание затаил от интереса. Такую жизнь он слышал в первый раз.
— И покатили мы по всей России, — сказал Глазунов. — С выступлениями. Нашелся жук, афиши отпечатал, сборы себе греб. Но ничего, жили. На ипподромах выступали. Первое отделение — скачки, вольтижировка, второе — смертельный полет чемпиона России, короля воздуха Фаддея Громобоева! (Это он себе такую фамилию для выступлений взял.) Года три повыступали, и вот вижу я: падает у публики интерес к полетам! С одной стороны, привыкать начали, с другой стороны, конкуренция пошла. Ну, я про европейских гастролеров не говорю… А вот наши дворянчики в небо полезли. Модно стало! Вроде верховой езды. Чуть что — читаешь: «Граф такой-то совершил беспримерный полет на купленном во Франции аппарате…» Военные чины тоже не дремали, тут дела шли посерьезнее, открыли школы воздухоплавания на Каче, в Гатчине. Закон был железный: нижние чины к полетам не допускались, в дело шла только белая кость…
— А ваш Фаддей… как его? — перебила Даша. — Тоже белая?
— Своим горбом до инженерства дошел. И вот однажды, году в тринадцатом, в Воронеже объявили наш полет. Осень была, ярмарка. Толпа подвалила немалая… А тут дождь, да с ветром. Мы говорили нашему «жуку»: «Нельзя ему лететь!» Он аж побелел: «Что вы, такая выручка! Сказать, что полет отменяется, разорвут!» Фаддей Николаевич рукой махнул: ладно! Поднялся он, ребятки, ничего… Только сарай, в котором мы аппарат держали, дырявый был, подмокла, отяжелела обшивка… Облака к земле жмутся, дождь хлещет, видимость как сквозь кисею. Не вынес движок, заглох… Аппарат как споткнулся, клюнул и вниз…
Глазунов замолчал.
— Ну а дальше-то? — осторожно спросил Афоня.
— А дальше публика очень довольна была… Как же! За пятак такое представление, натуральную гибель показали! Схоронил я его! Устроился на паровую мельницу кочегаром. А тут война: вызывают меня к воинскому начальнику! «Такой-то?» «Так точно!» «В аэропланах разбираетесь?» «Так точно!» «Отправляем вас в школу воздухоплавания в Севастополь. Там в авиационных механиках нужда!» Ну, посоветовался я с товарищами…
— Какими товарищами? — удивился Афанасий.