Расколотое небо

Варя ушла, однако попросила старшего племянника сообщить ей, если матери не станет лучше. Было понятно, что сестре сейчас тяжело и больно, поэтому нельзя на нее обижаться за грубость. Но почему она так упрямо не хочет ехать на лечение?

Через несколько дней прибежали к Варе Ольгины сыновья и сказали, что мать хочет ее немедленно видеть. Варя оставила детей на мальчиков, а сама пошла.

Ольга с воспаленными красными глазами лежала под одеялом, хотя было очень тепло. Наверное, ее лихорадило, лицо было покрыто обильным потом, женщина тяжело дышала. Варя подошла к кровати, села рядом на стул.

– Зачем доводить себя до такого состояния? – спросила Варя как можно спокойнее, чтобы не раздражать сестру. – Теперь согласна лечиться?

– Зачем? – сказала Ольга хриплым голосом. – Поздно уже.

– Не говори так! У тебя дети. Ты что, хочешь оставить их сиротами? Я сейчас пойду…

– Оставь. Посиди рядом, – попросила она.

– Сидеть и смотреть на твои страдания? Нет, так не годится! – запротестовала Варя.

– Сядь! – властно приказала сестра, увидев, что Варя куда-то собирается.

– Оля! – Варя хотела положить ладонь на ее руку, но сестра отдернула свою.

– А теперь помолчи и выслушай меня, – сказала Ольга, тяжело и быстро дыша, будто долго бежала и так запыхалась, что не хватило воздуха. – Мне осталось уже мало, поэтому я должна тебе признаться.

– Ну что ты такое плетешь?!

– Я знаю, что говорю. Раньше перед вечностью исповедовались у батюшки, просили отпустить грехи, и становилось на душе легче. Все изменилось. Попов прогнали, церкви развалили, а я не могу уйти, не освободив душу от нестерпимого груза.

Ольга начала задыхаться, и Варя хотела принести ей воду.

– Не надо! – прозвучало приказом. – Сядь!

Варя покорно присела. Услышанное пугало ее, в душу проникло плохое предчувствие.

– Это я виновата в смерти Олеси, – услышала Варя сквозь хрипы, которые со свистом начали вырываться из груди сестры.

– Не обвиняй себя – ты хотела как лучше.

– Нет, ты ничего не знаешь. – Ольга отдышалась и продолжила: – Как-то среди ночи прибежала ко мне заплаканная Олеся. Я пустила ее в хату, и она рассказала, что Осип упрекал ее в том, что она не беременеет. Он и раньше ей такое закидывал, но той ночью он потащил Олесю в свою пьяную компанию. При посторонних он называл ее пустоцветом, пустой бочкой и еще как-то. Тогда Ганька сказала: «Пусть Семен ей ребенка сделает, если ты сам не можешь». Они все вместе раздели Олесю, которая упиралась и плакала. Осип развел ей ноги на всеобщий обзор, они все смеялись и заглядывали туда: «Почему же там пусто?» Над моей девочкой совершили надругательство все по очереди. Дали ей одеться, а потом Ганька развела ноги, и Осип при Олесе полез на нее.

– О господи! – вздохнула Варя. – Бедный ребенок!

– Моя дочка прибежала ко мне и сказала, что не вернется в ту семью. Она хотела, чтобы я ее защитила, а я… Я отослала ее назад, сказав, что мужей надо научиться прощать, что они все жеребцы и нужно с этим смириться, как смирилась я когда-то, узнав об измене ее отца. Олеся ушла и… Моя бедная доченька! Я не думала, что она сможет такое…

– Оля… – Варя тщательно подбирала слова утешения, но не смогла их найти.

– Не надо, – остановила ее Ольга. – Я виновата в ее смерти, и нет мне прощения.

– Не рви себе душу, – сказала Варя, – Олесю уже не вернешь. Ничего нельзя изменить.

– Жаль. Если бы можно было…

– Тебе нужно успокоиться, выпить водички.

– Водички?! – На перекошенном от боли лице промелькнула ироничная улыбка. – Если бы ты знала правду, то не водичку бы мне предлагала, а расплавленную смолу. Я заслужила такое наказание. Недаром я напоролась на гвоздь именно из отцовской риги. Это была месть. Ничто в жизни не происходит просто так. Отец мне отомстил и правильно сделал. – Ольга прикрыла глаза, и Варя подумала, что сестра бредит. Однако женщина открыла глаза и продолжила: – Есть еще один на мне грех. Очень большой грех.

– Все мы грешны.

– Не перебивай. Мое время истекает.

К хрипам в ее груди прибавились какое-то бульканье и свист. Было заметно, что каждое слово дается ей с болью, поэтому Варя замолчала.