Расколотое небо

– Она скоро вернется, – спокойным голосом сказала Варя. – Расскажите лучше, как вы устроили испытание молодой невестке, – попросила Варя, потому что знала: сейчас бабка Секлета начнет рассказывать и может говорить долго, не обращая внимания на то, что ее никто не слушает. Так и случилось.

Павел Серафимович страдал, слушая воспоминания о времени, когда был счастлив, а жизнь казалась такой долгой, радостной и безоблачной. Он вышел во двор, Варя – за ним.

– Не ходите туда, – попросила Варя. – Вы думаете, мне легче? Но жизнь продолжается. У вас есть внуки, которым вы нужны, есть я, наконец!

Павел Серафимович собрался что-то ответить, но заметил Олесю, которая бежала к ним через дорогу.

– Ты чего простоволосая? – спросил он. – Холодно уже, простудишься.

– Я на минутку, – сказала запыхавшаяся внучка. – Слышали, что прислали уполномоченного коммуниста от райкома? – спросила она.

– Мы теперь не только слышим, а еще и видим, – с иронией ответил мужчина, посмотрев через забор на дом, отмеченный красным флагом.

– Так вот, он создал бригады, которые будут изымать зерно, – сообщила Олеся.

– Какое? У кого?

– Все, что осталось. И у всех!

– Это невозможно! – сказал Павел Серафимович и прибавил: – Конечно же, если руководствоваться здравым смыслом.

– Я не знаю, чем они там руководствуются, но комиссии уже сформированы, готовят подводы.

– На эти подводы им нечего будет класть, – заметил Павел Серафимович. – И кто же в той комиссии? Как всегда, твой муж?

– И он, и его брат. – Олеся перечислила всех, последним назвала Михаила.

– И он тоже?

– И он, – вздохнула внучка. – А вот Богдан Коляденко отказался, – добавила Олеся. – Осип говорил, что его даже запугивали, но он сказал, что пусть его убьют, но не пойдет забирать у людей последнее.

– Уважаю такое решение! Негоже отбирать у своих односельчан последний кусок хлеба. А Михаил пойдет, – в голосе зазвучали грустные нотки, – тот пойдет и кусок хлеба изо рта вырвет.

– Папа! – Варя с мольбой посмотрела на отца. – Не надо, прошу вас.

– И за сколько же продался мой сын энкавэдэшникам? – спросил он.

– За паек, – простодушно объяснила Олеся. – Они будут получать свой процент от изъятого.

– Далеко пойдет мой сын! Хваткий какой!

– Так вы спрячьте зерно, – посоветовала Олеся, – ведь отберут.

– Неужели заберут последнее? – не могла поверить Варя. – А как же жить? Чем детей кормить?

– Не знаю, как оно будет, – пожала худенькими плечами Олеся. – Но лучше надежно спрятать.

– Нужно Маричку предупредить, – опомнилась Варя.

– Только, ради бога, не говорите, что я сказала! – попросила Олеся.

Глава 49

По улицам села несколько дней подряд скрипели плохо смазанными колесами телеги. Комнезамы[22] заходили в каждую хату. Как воронья стая, рыскали по хатам, хлевам, кладовым, выискивая зерно. Хлеб забирали у всех без исключения: и у колхозников, и у единоличников, и у стариков, и у больных. В каждой хате знали, что придут и к ним, но не все верили, что заберут последнее. Кто успел что-то припрятать, тому повезло. Доверчивые рассчитались с государством последним. Скрипучие подводы свозили полные мешки на колхозный двор. Зерно сложили в амбар, нацепили на дверь большой навесной замок, а в тот же день под вечер выставили стражу из вооруженных военных.

Село гудело, как растревоженный улей. Кто-то бросался на мешки с криками «Не отдам!». Напрасно. Забирали. Другие проклинали активистов на чем свет стоит, некоторые молчали, удерживая ненависть в своей душе. Нашлись и такие, кто сам отдавал да еще и предавал соседей, зная, где те спрятали зерно. Временами люди собирались кучками, чтобы поговорить и обсудить, у кого сколько изъяли. Но преимущественно разговоры велись по хатам, за закрытыми дверями.

С первого дня работы активистов в селе умерло доверие людей друг к другу. Даже те семьи, которые до недавнего времени дружили, стали осторожными в общении. Почти каждый ночью прятал зерно, не будучи уверенным в своих знакомых. Разве что близкие родственники могли полностью довериться друг другу.

Не обошли активисты и семью Черножуковых. Накануне, глухой дождливой ночью, никто из них не спал. Павел Серафимович, Василий и Варя насыпали зерно в деревянные бочки, чтобы закопать в землю. Хорошо, что зима замешкалась и земля не промерзла. Меся грязь ногами, они закопали бочки в разных местах огорода. Один мешок с рожью Варя с мужем закопали в коровнике, под яслями. Посоветовавшись, оставили в кладовой по одному неполному мешку, ведь все равно не поверят, что ничего нет.

Нагрянули всем активом, оставив Михаила на улице возле лошади. Ганнуся зашла первой: она не только хорошо знала, где находится кладовая, но и где что лежит. Она раздобыла красную косынку и была похожа на комсомолку с плаката, висевшего в помещении колхозного правления. Девушка насмешливо посмотрела на Варю, на Павла Серафимовича. Наглая и довольная улыбка была на ее лице, когда она, чувствуя себя хозяйкой жизни, настежь отворила двери, приглашая непрошеных гостей.

– Заходите сюда! – позвала она членов комиссии. – Смелее, товарищи!