Расколотое небо

Сноп огня стал меньше, гул в фюзеляже утих. «Пожар, видно, пошел на убыль», — подумал Васеев и установил самые малые обороты.

После необычного сообщения Васеева на стартовом командном пункте установилась тревожная тишина. Горегляд, вытянув шею, всматривался в ту часть темного небосвода, где находился самолет Васеева. В эти секунды его никто больше не интересовал, никто, кроме Васеева, не смел вступать с ним в переговоры.

— Разрешите заход на посадку?

Запрос Васеева ошеломил его.

«Какая посадка на горящей машине? Прыгать, как только самолет выйдет за городскую черту! Чего он там еще надумал?»

— Готовься к прыжку! — резко ответил Горегляд.

Некоторое время он сидел неподвижно, обдумывая неожиданную в этой обстановке просьбу Васеева. Начал мысленно прослеживать возможность захода на посадку, но динамик выплеснул в темноту знакомый голос:

— Прошу посадку! Машина почти в порядке!

«Голос стал увереннее», — подумал Горегляд и запросил инженера:

— Как думаете? Сажать?

Динамик селекторной связи молчал. Наблюдая за Васеевым, Горегляд снова спросил:

— Ваши предложения, инженер? Я жду!

Старший инженер полка майор Олег Федорович Черный находился в небольшом здании пункта управления на противоположной от руководителя полетов стороне посадочной полосы. После доклада Васеева о пожаре Черный сразу же мысленно «раскрыл» топливную систему, отыскивая возможную причину пожара. Все то время, пока летчик вел радиообмен с руководителем полетов, Олег Федорович напряженно думал о пожаре. «Лопнул трубопровод? Отказал клапан топливной системы? Если трубопровод, то огонь может разрастись. Топливо начнет скапливаться в фюзеляже, и потом — взрыв…»

Требовательный голос командира полка прервал его размышления. Голос торопил, сжимая время. Черный обхватил ребристую головку микрофона селекторной связи. «Если пламя стихло с уменьшением оборотов, можно рискнуть», — подумал он. Ему, как и Васееву и Горегляду, тоже хотелось, чтобы самолет не превратился в груду обгоревшего металла.

— Обороты не увеличивать и быстрее на посадку!

Черный не узнал своего голоса. Голос показался ему чужим и отрешенным, и он поставил на стол ненужный теперь микрофон.

— Понял.

Горегляд не спускал глаз с самолета Васеева. Пламя уменьшилось. Голос летчика стал спокойнее, исчезла торопливость первых минут. Может, и правда пожар удалось погасить? Тогда — на посадку! Бдительности не терять: заход через город. Так, так… Через город. Значит, пусть идет с запасом высоты: если снова займется огонь, то отвернуть успеет. Риск большой: под крыльями не пустыня — люди, а все-таки рискнем…

— Твое мнение, Юрий Михайлович? — не оборачиваясь, спросил Горегляд заместителя по политчасти майора Северина.

Северин вбежал на стартовый командный пункт — СКП, как только узнал, что на самолете Васеева возник пожар, и, когда летчик запросил разрешение на посадку, хотел было сразу высказать Горегляду свое мнение, но сдержался: командир опытнее и сам сможет принять правильное решение. Теперь же, когда Горегляд спросил совета, Северин уверенно ответил:

— Сажать надо. Васеев справится!

— Заход на посадку разрешаю! Смотри повнимательнее. Понял?

— Вас понял! Выполняю!

— Его удаление до точки? — спросил Горегляд у оператора, склонившегося над экраном локатора.

— Восемь.

— Смотреть только за ним!

В напряженной тишине голос руководителя полетов прозвучал особенно громко. Горегляд дал эту команду больше для себя, чем для кого-либо: никто теперь не сможет помочь летчику, лишь его собственный опыт и мужество. А Горегляду остается только ждать, надеяться на талант и мужество и быть готовым послать в эфир самую трудную для руководителя полетов команду: «Прыжок».

Горегляд видел снижающийся над городом самолет капитана Васеева и представлял себе, как там, в узкой, тесной кабине человек один на один боролся с огнем. Чем кончится эта борьба?

Васеев разворачивался над городом, не думая ни о себе, ни о самолете. Под крыльями мелькали ровные ряды ярко освещенных улиц, и он непроизвольно начал отсчитывать их. Машина хорошо слушалась рулей, и Геннадий увеличил крен до предельного. Самолет летел на таком режиме, когда даже малейшее уменьшение скорости могло привести к критическим углам и сваливанию на крыло. Он чувствовал положение самолета и, не спуская глаз с прибора скорости, постепенно закручивал машину на предельный радиус, чтобы быстрее уйти от города и взять курс на аэродром. Корпус вздрагивал. Васеев немного отпускал ручку, проверял скорость и высоту и снова брал на себя. Когда же кончатся улицы, бесконечное мелькание огней?! Между городом и аэродромом, если огонь перекинется на управление, еще можно подумать о катапульте. Там, но не здесь.