Расколотое небо

— Нет! — резко ответил Северин. — Мы иногда ограничиваемся полумерами, не требуем полного выполнения приказов. Полумеры разлагают людей. Надо же так, как говорил поэт: «И защищать по-русски правду. И бить по-русски в морду ложь». Надо, чтобы человек чаще чувствовал себя неудовлетворенным и искал причину этой неудовлетворенности у себя и у других.

— Надо... — проворчал командир. — Ладно, пошли.

3

Голубое, перепоясанное из конца в конец снежной тесьмой инверсий небо нежно светилось; ночью оно раскалывалось от грохота взлетавших истребителей, плавилось, обжигаемое хвостатым пламенем работающих на форсаже двигателей, а сейчас, ранним утром, казалось, отдыхало. Из подступившего к стоянкам редколесья доносились птичьи голоса; где-то на противоположном конце аэродрома проурчал мотор автомобиля, и все стихло.

У связного самолета на расстеленном выгоревшем чехле сидели Горегляд и Северин. Их вызвали в штаб дивизии, но вылета пока не разрешали. Рядом присел на корточки с блокнотом в руках начальник штаба Тягунов. Полковник перед отлетом давал указания на тот случай, если он с замполитом вернется поздно.

— Группе анализа закончить обработку материалов перехвата. Отдыхать до двенадцати ноль-ноль. Потом обед и предварительная подготовка к полетам. Завтра ночью летает только молодежь. Поставьте задачу Редникову. Нам нужно за три-четыре ночи, — Горегляд посмотрел на пепельное от надвигающихся издалека облаков небо, — благо «сложняк» на подходе, закончить подготовку молодых летчиков. Тренажи системы Васеева продолжать.

Тягунов записывал и одобрительно кивал. Ему нравилась манера командира полка скрупулезно, словно взвешивая, отбирать фразы и слова, отчего его указания походили на параграфы приказов. Уточнив возможные варианты предстоящих полетов, Тягунов ушел.

— Скажи, будь ласка: как тебе удается узнавать о семейных делах в полку? — спросил неожиданно Горегляд у Северина. — Не успеет кто-то из пилотов с женой повздорить, как ты уже там. Или среди женщин у тебя приближенные есть?

— Есть. Женсовет. А иногда и сам узнаю. Информации от людей немало, и она порой отнюдь не бесспорна. Надо проверять самому, и тем не менее я ею пользуюсь.

— Что же, к тебе прямо обидчик или обидчица так и идут?

— Случается, идут. Чаще идут обиженные.

Горегляд вздохнул, повернулся на бок и закрыл глаза:

— Что-то нам в дивизии скажут, как ты думаешь?

Северин не ответил: он тоже не раз возвращался в мыслях к этому же вопросу.

— Чего молчишь?

— Думаю.

— Ну думай. А может, подремлешь? До вылета полтора часа.

— С удовольствием.

Поднявшееся солнце разморило Северина. Обрадованный неожиданным предложением полковника, он закрыл глаза и вскоре уснул. Задремал и Горегляд.

Разбудил их перед вылетом дежурный метеоролог, принес метеобюллетень. Горегляд открыл кабину самолета, уселся на правое сиденье, кивнул Северину:

— Веди эту агрегатину, а я подумаю о докладе в дивизии. С мыслями собраться надо.

Северин запустил мотор, вырулил на взлетную полосу, проверил показания приборов при пробе двигателя и отпустил тормоза. Самолет быстро разбежался и повис в воздухе. Воздух успел прогреться, и восходящие потоки то и дело подбрасывали легкокрылый самолет. Чтобы отвлечься от воздушной болтанки, Северин и Горегляд продолжали начатый на земле разговор о предстоящей «встрече в верхах». Но и эта тема скоро наскучила, и тогда Северин, поглядывая на пакеты, которые сунул им начштаба для передачи в дивизию, начал рассказывать:

— Был у нас в училище инструктор по фамилии Варанов. Флегматик, каких на свете не сыщешь, да к тому же холостяковал долго. Однажды уехал он на море отдыхать. Только устроился — извещение: доплатная бандероль. Идет, ног под собой не чует: что это может быть? Разорвал обертку, видит — стопка книг и брошюр: «Пьянству — бой!», «Телефонная книга города Калуги», «Пособие по уходу за пылесосом», «Лечение чесотки у животных» в двух томах. Разозлился наш Баранов — дальше некуда! Проходит неделя — еще одна доплатная бандероль. Набор книг по уходу за пчелами. И пошло и поехало — что ни бандероль, то дороже и объемистей...

Горегляд хохотал, сотрясая легкий перкалевый самолетик то смехом, то надрывным хриплым кашлем.

Болтанка не утихала. Самолетик то проваливался в невидимую яму, то неожиданно взмывал. Из фюзеляжа и крыла доносилось похожее на стон поскрипывание узлов: натянутые, как тетива лука, расчалки словно жаловались на усталость. Скрип усиливался, когда восходящий поток нагретого воздуха приподнимал машину на броском, а постепенно, словно выдавливая ее из себя, отчего расположенное козырьком над головой крыло заметно изгибалось.

— Рассказать, как я курсантом чуть в ящик не сыграл? — усмехнувшись, спросил Северин.

Горегляд заворочался в кресле, устраиваясь поудобнее.

— Расскажи...