Расколотое небо

Все перепуталось в голове Михаила. Какая-то стена вдруг встала между ним и остальными, отгородила его от всех, отодвинула от ухоженного им новейшего истребителя.

«Прощай, мечта! Не быть мне теперь техником. А что дома скажу, когда демобилизуют? Отец на порог не пустит. Скажет, я воевал, трижды ранен, а ты нашу фамилию…»

Он прижался к Муромяну, ища в нем опору, и едва слышно всхлипнул.

— Не скули! — сквозь зубы прошипел Муромян и взял Михаила за локоть. — Будь мужчиной.

Эдуарда Муромяна судьба по белу свету помотала вдосталь. Служил на востоке, в Заполярье, теперь вот пятый год здесь. Техник отличного самолета. Первому доверили подготовить и выпустить в воздух новую машину. В офицерском клубе его портрет на стенде: «Лучшие офицеры гарнизона». Неужели он виноват, что в полете возник пожар? Скорей бы уж инженер полка что-нибудь определенное сказал, нет сил больше ждать…

Черный неторопливо поднялся по лесенке к кабине, шагнул на плоскость. Придерживая фонарик локтем, достал из кармана длинную отвертку. Открыл небольшой круглый люк, сунул в него руку, нащупал там маховичок и попытался потянуть на себя.

Борткевич схватил холодную руку Муромяна и замер.

— Все нормально, горловина закрыта, товарищ командир! — Черный удовлетворенно потер руки, спустился на землю. Увидел, как от нахлынувшей радости заблестели глаза Борткевича, как облегченно вздохнул Муромян, и еле заметно улыбнулся им.

— Буксируйте машину на стоянку и зачехляйте под пломбы, — приказал Горегляд Муромяну. — Утром прилетит комиссия, она и определит причину пожара.

2

Степан Тарасович Горегляд по натуре был человеком добродушным, любил ввернуть в официальные указания и инструкции какое-нибудь словечко, наподобие «гуси-лебеди», что означало высшую степень расположения духа. Любил летать и летал много, в любую погоду, даже тогда, когда не видно было конца посадочной полосы. Но другим этого делать не разрешал и, прежде чем начать полеты в «сложняке», на разведку вылетал сам.

Сын Горегляда Алексей с детства мечтал стать летчиком. Как ни отговаривала мать, поступил в летное училище. Письма писал редко, но зато подробные, обстоятельные, не раз спрашивал у отца совета. Приехав в отпуск, целые дни пропадал на аэродроме, среди летчиков. Горегляд не без гордости как-то сказал Северину: «Хороший парень, гуси-лебеди! От инженера не отходит, вот, брат, что радостно. В новой машине с его помощью каждый винтик перещупал».

Когда сын уехал в училище, Горегляд засел за психологию. Академию окончил давно, знания повыветрились, да тогда этой самой психологией интересовались мало. Больше жали на тактику, увлекались играми на картах, требовали каллиграфического исполнения на них всех знаков и цифр. Чертить он не любил с детства и считал игры на картах лишней тратой времени. Рабочая карта командира должна быть простой. Обвел карандашом нужный район, нанес число боевой техники, линию фронта, сигналы взаимодействия — и в бой. А они просиживали вечера напролет ради четких линий и красивых цифр. К чему это, когда то и дело меняешь аэродромы, когда летчики вылетают по тревоге, получая самые разнообразные задачи!

Он не жалел, что когда-то отказался пойти инспектором в Москву. Как-никак в полку ближе к летчикам. Да и полеты обязывают всегда быть в форме. Спортом бы заняться, да когда? С утра и до позднего вечера, а иногда сутками на службе: то полеты, то тренировки, то учения. А люди… Когда людьми заниматься? Спасибо политуправлению — хорошего хлопца комиссаром прислали. Гора с плеч свалилась с приездом Северина…

Когда Степан Тарасович Горегляд прибыл в гарнизон Сосновый, многие ждали, что новый командир тут же начнет, как это нередко бывает, ломать устоявшиеся в полку порядки, поучать всех, устраивать частые зачеты. Но он, представившись офицерам, обратился к ним с необычной просьбой:

— Первое время полк учит командира, а уж потом командир руководит полком. Прошу помочь мне изучить людей и технику. Обещаю одно: работать придется много. По всем вопросам разрешаю обращаться в любое время суток.

Кое-кого эта просьба смутила — уж не гонится ли полковник за дешевой популярностью? Но вскоре все поняли — нет. Просто такой у него характер.

Степан Тарасович знал, что жесткие требования к возрасту вряд ли дадут ему возможность и дальше продвигаться по службе. Потолок… Другой бы сник, руки опустил, а он по-прежнему работал с полной отдачей сил.