Расколотое небо

Главной его заботой и радостью было небо. Небу он отдавал всего себя, жестко спрашивал за упущения в подготовке к полетам, гонял комэсков и инженеров, много летал сам. История авиации, размышлял вслух перед летчиками Степан Тарасович, писана кровью, даже малейшее отступление от законов летной службы грозит бедой. Кажется, что особенного, если сегодня на немного отступлю от инструкции, завтра еще чуть-чуть. А эти отступления накапливаются. И прежде всего — в человеке. Позволил себе в малом нарушить, значит, можешь и в большом. Отклониться от маршрута, не выдержать режим полета, допустить ошибку в расчете. Вон старший лейтенант Кочкин в прошлый раз вышел на приводную станцию на высоте ниже заданной, а другой летчик в это же время мог оказаться выше и — поцеловались бы над приводом.

— Самое позорное в воздухе — недисциплинированность. Кого в наши дни удивишь бочкой на малой высоте или еще каким крючком? — спрашивал Степан Тарасович и сам отвечал: — Никого!

Он любил вот такие, не предусмотренные наставлениями беседы-размышления, когда можно свободно высказаться о самом главном в жизни авиаторов — о полетах, дать советы молодежи, приструнить тех, кто подчас легкомысленно относится к законам летной службы. В это время Горегляда никто не беспокоил ни телефонными звонками, ни просьбами, ни предложениями; все знали, что командир весь в себе и посторонними, не связанными с полетами делами заниматься не будет, а если кто и осмеливался прервать беседу, то получал строгое внушение или выставлялся за дверь.

Однако вчера настойчивый стук в дверь прервал его, Горегляд, едва сдерживая раздражение, подошел, выслушал торопливое, не совсем внятное сообщение дежурного. Что могло — случиться с Алёшкой? Полеты в училище в полном разгаре. Неужели беда?.. Постоял, потер виски. Объявил перерыв, поднялся к себе. Домой звонить не стал — жена телеграмму получила, сразу заказал междугородную и принялся ходить по просторному светлому кабинету.

Частые звонки телефона отозвались тревогой. Защемило сердце, и он почувствовал противную слабость, как перед прыжком с парашютом, когда открывается люк самолета и внизу, прямо под ногами, разверзается страшная своей пустотой бездна.

Начальник училища говорил прямо и резко, ничего не утаивая. Алексей нарушил задание. Снизился в зоне пилотажа на малую высоту, пролетел на бреющем над городком, где учится его знакомая девушка. Сбросил ей букет цветов, но задел фонарем за провод. Разрушилось остекление кабины. Поранило…

— Глаза, говорю, глаза целы? — надрывался в трубку Степан Тарасович. И, узнав, что зрение не пострадало, с облегчением крикнул: — На гауптвахту после выздоровления! На полную катушку, стервеца!

Не успел положить трубку — снова звонок, жена сквозь слезы — о сыне: в дорогу собралась, когда полетим?..

— Никуда мы с тобой не полетим! — резко ответил Горегляд. — После выздоровления всыпать ему надо, чтоб сто лет помнил! Молокосос! Едва оперился, а уже лихачить! Хорошо, что машина учебная, а то бы себе шею свернул, сопляк! Не хнычь! Слышишь!

Степан Тарасович положил трубку, закурил, недовольно нахмурил брови. Мать есть мать, что с нею сделаешь? Пусть едет. Но каков сынок? Видно, мало в детстве драл, иначе не ослушался бы инструктора. Обидно. Других воспитываешь, уму-разуму учишь, душу вкладываешь, а сына единственного не смог воспитать, не дал ему настоящей закалки. Как ни говори, а служба — она все время съедает. Домой придешь — и там думаешь то о полетах, то о подготовке самолетов, то о них, желторотых птенцах, рвущихся в небо… Сколько помнит, всю свою летную судьбу — с молодежью. Видно, начальство знает, кому доверить лейтенантов. И золотыми часами наградили майора Горегляда, когда эскадрильей командовал. А где был строгий комэск и что делал, так никто и не узнал. Выполнял свой патриотический и интернациональный долг.

И точка.

Когда это было? Скольких пилотов выучил! Скольких летным счастьем наделил!

Горегляд шел к «высотке». Так летчики называют небольшое здание; здесь они надевают высотное снаряжение, обсуждают неотложные дела, ожидают очередного вылета, играют в шахматы, слушают предполетные указания командира. На первом этаже «высотки» класс подготовки к полетам, кабинет врача, зал отдыха, душевая, комната с высотным обмундированием, личные шкафчики летчиков. На втором этаже — хозяйство инженера и небольшая столовая.

* * *

Офицеры собрались в классе. Горегляд выслушал короткие доклады начальника штаба и инженера и рассказал о пожаре на самолете Васеева.

— Прошу сообщить об этом случае всему летному составу. Ставлю в пример уверенные действия капитана Васеева. Пусть каждый летчик еще раз поймет, что только от его подготовки, воли, технической грамотности зависит исход любого полета.