Расколотое сердце кондитера (СИ)

Лида прильнула к окну, и от отразившегося по ту сторону стекла вида у нее сжалось сердце. Зефира, словно он какой-то опасный преступник, вели под конвоем сразу четверо цитронийских стражников. Толпа зевак начинала сгущаться по обе стороны улицы. Лида буквально слышала их перешептывания, они обмусоливали Зефира, как какую-то вещь, оказавшуюся не в то время и не в том месте.

— Его арестовали?.. За что? Почему? Кто приказал? — сыпала Лида вопрос за вопросом, на ее глазах наворачивались слезы.

Зефира посадили в одну из тех экспериментальных машин-карет и куда-то повезли.

— Потому что тебя предали, Лидия, — повторил Бергамот, намереваясь вывести девушек из библиотеки. — Сегодня утром Цитрон обвинил тебя в сговоре с Иргой.

Глава 17

Зефир думал, что все происходящее чья-то глупая шутка ровно до тех пор, пока на его запястьях и щиколотках не сомкнулись тяжелые кандалы с бренчащими от его шагов цепями. Он смотрел на отполированные стражниками оковы и не мог поверить в то, что услышал, находясь в библиотеке великого Цитрона: «Вас обвиняют в измене».

Его уводили под недоуменные взгляды цитронийцев. Они шептались, глядя на него, шептались за его спиной и, наверное, шептались даже после того, как его увезли. Все эти надменные, считающие себя умнее остальных цитронийцы… Как они смели назвать его изменником? Как язык повернулся назвать изменницей Лиду?

«Это заговор против нас», — думал Зефир, покорно следуя за стражей князя Каламондина.

Они вели его в место, которое можно было назвать «темницей», хотя цитронийцы называли свои тюрьмы «изоляторами». Так по-новому, словно желая провести черту между собой и остальными птифурцами.

Зефир терялся в догадках: почему именно туда? Там ему будут задавать вопросы? От такого предположения против его воли по позвоночнику пробежался холодок. Потому что всем известно — что происходит в темницах, тюрьмах или изоляторах, как не называй, навсегда остается там. Зефир не боялся за себя. Чтобы там не произошло, он все выдержит, все сумеет преодолеть. Но Зефир был не властен над страхом за Лиду. Пусть сейчас она и находилась дома, вдали от Птифура, но узнай она, что его схватили, тотчас же примчится и начнет кричать на каждом углу «Мы не изменники! Нас подставили!».

В этом была вся Лида.

— Вскоре своим присутствием тебя почтит князь Каламондин, — произнес один из стражников, открывая перед Зефиром скрипящую калитку камеры. — И лучше тебе во всем признаться.

Зефир промолчал.

Заходя внутрь, он еле сдержал ухмылку. За внешней красотой Цитрона скрывалась сырая и темная натура любого подвала.

В камере была кровать, стол и стул, лампа, но в помещении пахло затхлостью, в ней давно уже никого не держали.

Впрочем, все камеры в изоляторе были пусты.

— И как долго меня здесь продержат?

— Зависит от твоей сговорчивости, — вполне дружелюбно ответил на его вопрос стражник.

Хотя, возможно, Зефиру его тон лишь показался дружелюбным.

Когда за его спиной щелкнул замок, Зефир заметно расслабился. Оставшись наедине с самим собой, он мог позволить себе поразмыслить над случившимся и над тем, что же ему делать дальше.

Пройдя к кровати, он сел на край жесткого матраса и тот тут же продавился под ним, металлические пружины издали характерный лязг. Зефир взглянул на коридор сквозь блестящие под светом потолочных ламп прутья и не без удовольствия отметил про себя, что соскучился по электричеству.

Соскучился по дому на той, другой стороне. И соскучился по тем, кто там остался.

«Главное, что Лида в безопасности», — повторял он про себя.

Главное, что она далеко отсюда, а со всем остальным он как-нибудь разберется.

У Зефира было время выстроить в голове тактику общения с цитронийцами. Придумать вопросы, которые он был бы вправе задавать, чтобы выяснить у них больше, чем они согласятся рассказать сами. «Знание — сила», — излюбленная фраза цитронийцев и Зефир в полной мере собирался прочувствовать ее на собственном опыте.

Минут через двадцать по коридору разнеслись тихие шаги. Зефир поднялся на ноги, готовый к долгому разговору с князем. И какого же было его удивление, когда по ту сторону решетки стоял не Каламондин, а княгиня Юдзу. Зефир открыл было рот, но тут же закрыл его, подходя ближе к прутьям и выказывая княгине свое почтение.

— Для того, кого обвиняют в измене, Вы держитесь стойко, — произнесла княгиня, держа гордую осанку. — В Ваших глазах ни капли отчаяния или злости. Неужели Вы не считаете, что Вас обвинили безосновательно?

— Разумеется, считаю, но разве мои попытки защититься будут здесь кем-то услышаны?

Княгиня никак не отреагировала на его вопрос, продолжая вглядываться в его лицо сквозь прутья. Зефир выдержал ее взгляд.