Расколотое сердце кондитера (СИ)

— Да, господин Шварцвальд, наш посол в Цитроне. Насколько мне стало известно, он давний знакомый королевы Киндаль. Их Величества сейчас обсуждают то, что происходит. И Зефир… объясни мне, что происходит?

Зефир не мог объяснить. Боялся говорить вслух сестре о том, что княгиня Юдзу намеревалась совершить.

«Вот кого следовало заклеймить изменщицей».

— От их совещаний никакого толка не будет. — Сказал он в итоге, широким шагом направившись к выходу из комнаты. — Пастила, все куда серьезнее, чем мы думали.

— А что мы думали? — поспешив за Зефиром, спросила Пастила.

— Я о том, что происходит. То, что случилось на маскараде, обвинения Лиды в измене, мое заточение в темнице — все это не просто так. Княгиня Юдзу… Эта женщина намеревается развязать войну.

— Войну? Настоящую? — Пастила ахнула, не зная, что еще сказать. — Но между кем?

— Между всеми.

— Между всеми? Разве так бывает?

Отвечая на собственный вопрос, Пастила покачала головой.

— Не бывать в Птифуре войне, — сказала она, наконец сумев поравняться с братом. — Марципан и Макадамия никогда не выступят друг против друга, а Ирга и вовсе не станет принимать во всем этом участия. Кому воевать? Цитрону с Парфе? Они находятся на противоположных сторонах континента.

— И их путь друг к другу будет лежать через территории нашего королевства.

— Не говори этого! — Пастила схватила Зефира за руку, заставляя его остановиться. — Откуда тебе обо всем этом известно?

— Княгиня сама рассказала, — объяснил Зефир, обернувшись к сестре.

— Зачем ей это?

— Не знаю.

— И рассказав о таком, она позволила тебе уйти? Не логично, не думаешь?

— Да, согласен, это странно.

— Это очень странно, — сказала Пастила.

— Может на то и расчет.

— В каком это смысле?

— Может, она рассчитывает, что вернувшись сюда, я обо всем расскажу…

— Тем самым поселив в наших сердцах смятение?

— Смятения в сердцах войны не начинают, — сказал Зефир, сразу же добавив: — Уж я-то знаю.

Зефир не любил вспоминать тот период своей жизни, когда людской мир сотрясла мировая война, и каждый день гибли тысячи людей, порождая в сердцах выживших злость.

Вот злость в сердцах могла начать войну, но никак не то чувство, которое могли испытать королевские особы, узнав о надвигающейся буре. А злость в других вселяли злые, алчные и жестокие персоны. Княгиня Юдзу была именно такой.

— Я должен их предупредить, — сказал Зефир, освобождая руку от цепких пальцев сестры. — А дальше пускай сами решают, что делать. Мне же нужно будет отыскать Лиду и Марину, и вернуть их домой.

Зефир продолжил путь, а Пастила, немного помедлив, последовала за ним.

— Марину? — переспросила она. — Почему госпожа Марина в Птифуре?

— Потому что Лида притащила ее за собой, — сквозь зубы проговори Зефир.

— Но разве… Разве госпожа Марина не?..

На развилке двух коридоров, чуть не столкнувшись нос к носу, Зефир и пастила встретились с Фисташкой и принцем Безе.

— Ваше Высочество, — Зефир поклонился, а Пастила позади него отвесила реверанс. — Я рад видеть Вас, мой принц.

— Ты вернулся. — В голосе Безе слышалось ничем не скрываемое облегчение. — Я тоже рад тебя видеть. Ты идешь в Белую комнату?

— Ваши родители там?

— Да, — ответила за принца Фисташка. — Но тебя туда не звали. Так же, как и тебя, фрейлина.

— Я понимаю, — произнесла Пастила. — Но… У моего брата есть важная информация. Ее нужно рассказать.

— Важная информация? Она касается королевы Лидии?

— Нет, она касается нас всех. — Зефир не собирался говорить об этом в коридоре. — Но не здесь. Пойдемте в Белую комнату. То, что я собираюсь рассказать не должно быть услышано кем-то посторонним раньше времени.

Глава 33

Тому, кто давал название Белой комнате, следовало назвать ее «золотой», уж слишком много в ней было позолоты: от бархатных подушек на диванчике у окна до блестевших на стенах картинных рам и тяжелой люстры под потолком. Комнату украшали многочисленные позолоченные вазы, в них, источая приятный аромат только что срезанной зелени, стояли цветы. Через приоткрытое окно в помещение проникал теплый воздух, пропитанный карамельными нотками приближающегося вечера.

Когда дверь в Белую комнату отворилась, первым ее порог переступил Безе. Несмотря на свой статус принца, он вежливо склонился в поклоне, приветствуя сидевших за небольшим круглым столиком оттенка молока родственников. С его приходом их голоса стихли, ненадолго взрослые прервали разговор, который до этого момента имел место быть.

— Вы звали меня, — не спрашивал, а утверждал Безе, ни к кому конкретно не обращаясь.

Он немного трусил, но старался ничем не выдать своего волнения. Гадая, о чем его родители и тетя с дядей все это время разговаривали, и по какой причине решили позвать его, Безе нервно шевелил пальцами на нога, и никак не мог остановиться. Благо этого никто не замечал из-за его натертых до блеска туфель из твердой кожи.

— Да, сын мой, тебя мы звали.

Король Миндаль посмотрел Безе за спину, замечая, что тот пришел в Белую комнату не один.