Расколотые небеса

— Только и всего? Да тебе же отпуск и так положен. Ты ж у нас сидишь безвылазно в своем «аквариуме» и зимой и летом, товарищей подменяешь, сверхурочно работаешь… Понимаю, дело холостяцкое… Так чего же лично? Написал бы рапорт, думаю, что не отказали бы.

— Мне нужно срочно…

— А чего такая спешка?

— Я хочу успеть побывать на той стороне.

— Ну ты даешь! — присвистнул подполковник. — Переход не сегодня-завтра вообще закроют, а ты спохватился! Не знаешь, что ли, как там, — он ткнул пальцем в потолок, — к этому всему относятся? А по мне, так и пусть закроют: жили тысячи лет без этой второй России, и ничего с нами не случилось. Проживем еще… Так из-за чего пожар?

— Понимаете…

— А-а-а!.. — припомнил бродящие с некоторых времен по этажам слухи о сердечной ране поручика Крестославцев: Левка Акопян помимо множества положительных качеств обладал одним отрицательным — не мог держать язык за зубами. — Тут замешана дама! Понятно, понятно… Ну что же, Вячеслав Сергеевич, желаю, как говорится, счастья! На свадьбу-то не забудешь пригласить? Я уж насчет подарка молодым расстараюсь…

— Понимаете, — не слишком почтительно перебил начальника Вячеслав. — Отпуск это полдела. Я наводил справки и выяснил, что с некоторых пор пересечь границу лицу, так сказать, частному, практически невозможно. Да что я вам говорю: сами все знаете.

— Знаю, знаю, — задумался подполковник. — Есть такое распоряжение… Да и у тех, потусторонних, уверен, тоже, раз они наших путешественников обратно налаживают. Не из-за того, чай, что физиономии их там не понравились…

Крестославцев напряженно думал, а поручик уныло катал перед собой по столу авторучку, кляня последними словами свою нерасторопность — еще каких-то несколько недель назад пересечь российско-российскую границу можно было почти беспрепятственно.

— Есть у меня один вариантик… — Подполковник выдвинул один ящик стола, другой и принялся рыться в нем, шурша бумагами. — Вот, нашел. Было, понимаешь, друг Кольцов, такое распоряжение… Даже не распоряжение, а пожелание, что ли… Еще до конфуза этого, сам понимаешь… Подготовить одного офицера контрольной службы и отправить его на ту сторону для обмена опытом. Хотя какой там обмен — то же самое у них, что и у нас. Вот и осталась бумажка лежать до лучших времен и более четких указаний. Что ты думаешь о том, чтобы на недельку смотаться в ту зазеркальную Москву за казенный, так сказать, счет? И для пользы государственной, с одной стороны, и для личной надобности — с другой. Твоя зазноба ведь москвичка?

— Да… Исидор Ильич! — просиял Вячеслав. — Да вы прямо спаситель мой! Век благодарен буду!

— Погоди благодарить, — посерьезнел подполковник, подписывая бумаги, извлеченные из пакета с эмблемой Министерства Внешних Сношений. — Отправить-то я тебя отправлю, а вот примут ли там… Тут я, братец, бессилен… Ну, иди оформляй все чин чином.

— Спасибо, Исидор Ильич!

24

— Излагайте свою теорию, господа, — устало проговорил Александр, сложив перед собой руки и не глядя на присутствующих в кабинете.

— Конечно, это кощунство… — начал Мендельсон — который из Мендельсонов «свой», а какой — «чужой», Бежецкий так и не научился разбираться. — Наука нам этого не простит.

Мендельсон-второй (или первый) дипломатично промолчал, видом своим, тем не менее, выражая несогласие.

— Наука, наука, — по привычке, встрял Новоархангельский. — Обе России под угрозой, а он — про науку талдычит!

— Точно, Аганя, — поддержал его Новоархангельский-близнец, у которого со своим «слепком» конфликтов, в отличие от Мендельсона, никогда не было — наверняка сказывалось то, что академик вырос в большой поморской семье и одних братьев имел пять человек, чем, бывало, хвастался так, будто самолично их не только прокормил и воспитал, но и родил. — Вечно у этих Мендельсонов на двоих три разных мнения!..

«Как быстро эти ученые нашли общий язык, — размышлял Александр, вполуха слушая привычную перепалку удвоенного научного коллектива. — Мы вот с близнецом своим, помнится, больше года друг к другу притирались, да так до конца и не притерлись. А уж когда еще двое на голову свалились… Даже со своим личным, так сказать, близнецом какие-то шероховатости остаются… Как же: он генерал, я — ротмистр… А тот, второй?… Путаница. Надо этот узел разрубать, и чем быстрее, тем лучше. Пользы почти никакой, а проблем — выше крыши…»

И тут же поймал себя на мысли, что почти тот же рефрен звучит с телеэкранов и страниц газет о раздвоении Российской Империи.

— Извините, господа, — перебил он ученых, которые уже перешли на личности и готовы были порвать друг друга в клочья, причем Мендельсоны нападали на коалицию Новоархангельских каждый по отдельности, но стоило тем перейти в наступление, мгновенно объединялись и давали достойный отпор «ретроградам» и «националистам». — Мы с вами сидим тут уже пятнадцать минут, если мои часы не обманывают, но я до сих пор не услышал ни одного слова по существу проблемы. Давайте все-таки перейдем к делу.

— Это верно, — опустили покаянные головы оба помора. — Увлеклись, Александр Павлович…

— Извините…

— Полемический задор…