Расколотый берег

В полном молчании они доехали до Дэна Миллейна. Дэн услышал шум колес, подошел к своей калитке и за руку поздоровался с Реббом.

– На миллионы тут не рассчитывай, – с ходу начал он. – Если б не это чертово колено, сам бы все делал. За коровами ходил?

– Было дело.

Кэшин оставил их и поехал дальше, к матери. До нее было минут двадцать пути. Тонкие асфальтовые полосы, все в выбоинах, считались здесь дорогами, и, чтобы на них разъехаться, кому-то из водителей приходилось сбрасывать скорость и выруливать на обочину. При этом местные еще умудрялись вытягивать руки из окон и приветствовать друг друга. Он проехал мимо картофельных полей и молочных ферм, с которых его медленно провожали глазами без устали жевавшие коровы. От Бикон-Хилла местность понижалась, и торфяно-шоколадная вспаханная земля вся открывалась навстречу юго-западному ветру и бешеным зимним штормам с Южного океана. Чтобы защититься от них, первые поселенцы окружали свои дома кипарисами и живыми изгородями. Это помогало, но стихия брала свое: деревья, кусты, сараи, бочки, ветряки, сортиры, будки, курятники, даже старые машины – словом, все здесь как-то кособочилось.

Кэшин припарковался на подъездной дорожке, обогнул дом и через окно кухни увидел мать. Когда он открыл дверь, Сибил произнесла:

– А я все думаю, как же ты живешь в нашей развалюхе. Сколько уж лет прошло – вы, ребятишки, отец, я…

Она как раз ставила цветы в большой неуклюжий коричнево-красный глиняный горшок, похожий на огромный кубик.

– Ну и вазочка у тебя, – заметил Кэшин. – Случайно, не списанный контейнер для ядерных отходов?

Мать не удостоила его ответом. Из сарая показался отчим в белом защитном костюме, перчатках, маске, с бачком за спиной и принялся опрыскивать увитую розами беседку чем-то невыносимо противным.

– Неужели розам нравится эта химическая атака Гарри? – спросил Кэшин.

Сибил отступила, посмотрела, хорошо ли расставила цветы. Она была небольшого роста, подтянутая, с зачесанными назад густыми волосами. Сам Кэшин и его брат Майкл пошли породой в отца – Мика Кэшина.

– Как там с Чарльзом Бургойном? – спросила мать. – Делаешь что-нибудь?

– Что могу, делаю.

– Никогда таких людей не пойму. Коли уж залез, бери, что тебе нужно, и уходи. Зачем надо было старика избивать? Разве он мог защититься?

– А я знаю? – ответил Кэшин вопросом на вопрос. – Ты ведь хочешь спросить, кто это сделал, а не зачем.

Мать покачала головой.

– Вот какая новость, – продолжила она, глядя на цветы и пошевеливая пальцами. – Майкл купил жилье в Мельбурне. В Доклендсе, [10]прямо на воде. Две спальни и полторы ванные.

– Чистюля наш Майкл, – сказал Кэшин. – Просто с ума сойти. На что нужна половина ванной?

– Налей чайку, – сказала мать. – Только что заварила.

Он разлил чай по глиняным кружкам, таким же кривым, как и все остальное. Мать покупала всю домашнюю утварь на соседних рынках: жуткие акварели, наборы для соли и перца в виде поганок, коврики, сшитые из отслуживших свое пластиковых мусорных корзин, шляпы из свалявшейся собачьей шерсти.

– Майкл все время в Мельбурне, так, говорит, надо, чтобы кто-нибудь за вещами смотрел, – сказала она.

– Вторые штаны купил, что ли? – заметил Кэшин.

Мать вздохнула:

– Так ты и не научился верить людям, Джозеф.

– Верю, когда есть основания. Зачем Гарри поливает розы этим дерьмом?

– Не ругайся. Помню, Майкл пришел в первый же день из школы и сказал нехорошее словечко. Ну, я пошла к Киллину – и уж ему от меня досталось! Никогда он мне не нравился, и правильно. Материнское чутье не обманешь.

– Давно мне надо было научиться. Сейчас бы уже купил полванной в Доклендсе. Я собираюсь отремонтировать дом.

– С ума сошел! Зачем?

– Чтобы жить. Все лучше, чем в развалюхе.

– Нехорошо там как-то, – театрально повела плечами мать. – Кто его строил? Чокнутый. Нечего там жить! Лучше продай.

– Мне нравится это место. Я и сад расчищу.

– Я-то думала, это временно. Пока не устроишься…

– Мам, жизнь вообще временная штука, – решил свернуть разговор Кэшин.

– Не увиливай. Как с университетом?

– Раньше мне надо было. Столько лет впустую!

– Так уж и впустую? – Она обошла стол кругом и ласково шлепнула его по обеим щекам. – Да я же тебе самого лучшего хочу. Ты ведь пока так невысоко метишь! Полиция, подумаешь! Застрянешь там чуть дольше, чем следует, и все – конец игры.

– И давно ты это выучила?

– Что?

– «Конец игры».

– Давно, ты тогда еще не родился. Почему бы тебе не пройти университетский курс? Был бы среди молодых и сам не старел.

– Я лучше руки на себя наложу.

Сибил прикрыла ему рот ладонью.

– Что за чушь! Совсем ума нет. В старики, что ли, уже записался?

– Мне пора. Надо побыть среди молодых. Арестовать кое-кого.

– Опять шутишь! Папашина копия – тот любую трагедию за пять минут в шутку превращал.

Они вышли. Гарри все опрыскивал беседку, рядом с ним стояла овчарка и, запрокинув голову, жадно вдыхала испарения.

– Собака одноразового пользования? – спросил Кэшин. – Спишешь на сопутствующие издержки?

У калитки мать произнесла:

– Жалко, что у тебя нет детей, Джозеф. Дети, они как-то… остепеняют…