Такие минуты после занятий наполняли ее настоящим блаженством. Чаще всего после них удавалось помыться, выстирать сорочку – всего раз или два в конце дневного перехода они не находили к привалу ручья или речушки. А потом можно было усесться на мох или на поваленный ствол, укрывшись поверх мокрой одежды курткой Тротта, и наблюдать, как профессор сосредоточенно и по-медицински бесстрастно касается ее, Алининых, ладоней и колен, излечивая. И жевать мясо, запивая водой, и поглядывать в темноту, в сторону ручья, куда лорд Макс уходил ополаскиваться: все-таки ночное зрение – крайне полезное свойство. Профессор мылся не меньше принцессы. Она давно заметила, что он очень чистоплотен.
От усталости кружилась голова, над головой меж листьев огромных папоротников пробивался свет двух лун, вдалеке шумело море, и было на диво мирно и уютно. Только тоска по дому накатывала иногда – тяжелая, давящая. А вдруг не получится вернуться? А вдруг она все-таки умрет тут? Или ее поймают и принесут в жертву, и никто не сможет ее спасти?
Вот и сейчас накатили бессилие и страх, до боли в сердце, до холодеющих рук и учащенного панического дыхания. Алина выдохнула, постаралась отвлечься. От ручья как раз возвращался Тротт – в одних мокрых серых штанах, держа в руках свою сорочку. Повесил ее на ствол папоротника, встряхнул крыльями – во все стороны полетели брызги, – потряс головой, недовольно пощупал бороду. Он выглядел очень уставшим. Сел у костра, поддев себе ножом кусок мяса с дотлевающих углей, достал сухарь…
Они обычно молчали вечерами – слишком выматывались оба. И сейчас Алина решила молчать. Все-таки она немного стеснялась. Но, видимо, так тяжело вздыхала, и усиленно таращилась на красноватые угольки костра, над которыми мрак казался еще темнее, и упорно шевелила их палочкой, отчего дотлевающее дерево изредка выстреливало пламенем, что даже такому бесчувственному человеку, как лорд Макс, стало понятно: ей не по себе.
Собственно, для этого она и вздыхала.
– Да говорите уже, Богуславская, – не выдержал он минут через десять, когда она, совсем пригорюнившись, чуть ли не слезы роняла в костер. – Пантомиму я оценил.
– Я вам надоела, да? – грустно сказала Алина. – Все время жалуюсь и плачу.
– Нет, – сухо ответил Тротт. – Вы ведете себя как нормальная неподготовленная женщина, попавшая в экстремальную ситуацию. Ваше состояние абсолютно естественно, и вы скоро адаптируетесь. Что у вас стряслось на этот раз?
– Скучаю по родным, – призналась она и вздохнула. – Мне нужно отвлечься, лорд Тротт.
– Еще позаниматься? – спросил профессор с отчетливой ехидцей. Принцесса в ужасе замотала головой и увидела, как его губы дергаются в улыбке. – Тогда ложитесь спать.
– Опять буду ночью плакать, – пригрозила она.
– Я уже понял, что мало вас нагружаю, – пробормотал Тротт едко, откусывая кусок мяса. – К чему вы клоните, Алина?
– Покажите мне крылья, – застенчиво попросила она, с жадностью рассматривая эти самые крылья. – Вы обещали, помните? Я не могу никак понять, как они сзади крепятся, а пощупать свои у меня рук не хватает. Скоро умру от любопытства. Или руки себе вывихну, пытаясь понять строение мышечной основы.
Он некоторое время молча жевал, глядя в костер. Потом покачал головой и посмотрел на нее почти с обреченностью.
– Богуславская, – сказал Тротт, – теперь я понимаю, как вы сдали магмодели. Против вашей настырности у меня никогда не было ни единого шанса.
– Вы опять меня хвалите, профессор, – наставительно произнесла Алина, отчего-то широко улыбаясь. – Смотрите, это войдет у вас в привычку.
– Хвалю? – буркнул Тротт, поднимаясь. – Ну, пусть хвалю. Подойдите.
Пятая Рудлог деловито сбросила куртку, поспешно встала – вдруг передумает? – почти бегом приблизилась к спутнику. Тот отхлебнул воды из фляги, подвесил ее на ремень, встал боком.
– Смотрите сюда. Вот здесь, – он взял Алинкину руку, коснулся своей прохладной груди, пошевелил ближайшим крылом – и под пальцами задвигалась пластина мышц. – Здесь второй слой, чувствуете? У человека большая грудная мышца одна, идет к плечу. У нас, – он проскользил ее пальцами вверх и за спину, – их две. Вторая спускается по спине к верхнему отделу крыла.
Алина еще раз вдавила пальцы ему в грудь, покивала. Коснулась себя.
– Второе отличие – это связка с широчайшей мышцей, – инляндец поднял руку, показал пальцами на плоский вал, собравшийся над ребрами. – Такого у людей вы не увидите. Она подходит к крылу с внешней стороны. Попробуйте.
Принцесса положила одну ладонь ему под крыло над лопаткой, вторую – под руку. Крыло пошло по кругу, под руками с усилием двигались, сокращались мышцы.
– Третье – усиленные мышцы живота. Нужны, чтобы компенсировать вес крыльев.
Алинкины пальцы сами легли на живот, прощупали.
– Ну, у вас они и так плотные, а я никогда не трогала… тут я не пойму, – пробормотала она, разглядывая мерцающий в отблесках от угольков сухощавый торс. Даже склонилась ближе, пальцем потыкала.
Тротт глухо хмыкнул, снял ее ладонь с живота, повернулся спиной.