Колин сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и вдруг я поняла, что ему было также сложно рассказывать об этом, как мне - слушать. Туман в моей голове рассеивался с каждым словом, а замёрзшее море внутри меня начало двигаться, как бы я не хотела держать его в плену под панцирем.
- Зачем тебе вообще нужно было подавать заявку на документы? Тебе ведь они вовсе не нужны, ты можешь существовать и без них, не так ли?
На один момент Колин отвернулся от меня.
- Моя старая ошибка, - сказал он, наконец. - Я хотел быть настолько человеком, как только возможно, даже, может быть, отправиться на войну - на какой стороне, мне было всё равно. По крайней мере, я бы был в безопасности на фронте. Никаких женщин, никакой Тессы. Может быть, моя хладнокровность чего бы то там стоила. Может быть, меня бы за это ценили.
- О Боже, Колин ... - Пойти на войну, чтобы тебя воспринимали как человека, всё равно на какой стороне? Разве чтобы быть человеком, нужно убивать других существ?
- Я знаю. Это было глупо. И произошло то, что должно было произойти: я попал под подозрение, и они доставили меня в один из своих лагерей, где я сначала должен был работать, а потом умереть. Я не распознал серьёзность ситуации, подумал, что смогу убежать, когда только захочу, как только представиться такая возможность - ночью, когда у меня больше всего силы. Но весь страх и ужас, плохие сны вокруг меня, заставили меня сразу же голодать. А я не хотел похищать сны у тех людей, у которых они ещё были, потому что это было единственное, что у них ещё осталось, а ко снам надзирателей я чувствовал отвращение. Кроме этого, существовали только страх и смерть. После только нескольких дней я был настолько же больным и истощённым, как и они.
Я почти больше не могла контролировать тошноту в горле, но моя рука оставалась лежать рядом со мной на простыне. Я не подняла её.
- В какой-то момент они начали отравлять газом. Ты знаешь, что они говорили: вам нужно искупаться под душем, помыться. Потом из насадок выходил газ. Только я выжил. Конечно, я притворился мёртвым, но ...
- Я знаю это, - прошептала я. - Я это видела. Я была поймана в тебе. Я была тобой.
Мы молчали, в то время как снаружи журчала вода. Потоп пришёл. Я с удовольствием закрыла бы окно, но я была не в состоянии двигаться. Колин сделал это за меня, хотя он ненавидел быть запертым. В эти тихие минуты может быть больше, чем когда либо.
- Они ставили надо мной эксперименты, когда поняли, что газ не может мне навредить, но и эксперименты ...
Колин был не в состоянии рассказать до конца. Но это было и не нужно. Я уже тогда в школе не могла понять, и я всё ещё этого не понимала. Я верила, да, и я знала, но я не понимала этого. Медицинские эксперименты были частью всего этого. В конце концов, речь шла о том, чтобы вывести и искоренить. Массовое убийство было только средством для достижения цели.
- Как тебе удалось снова выбраться? - спросила я, после того, как заставила рвоту вернуться назад в мой пустой желудок. Горький привкус остался на языке.
- Тесса. Она освободила меня. Однажды ночью она вытащила меня из кучи трупов и сбежала со мной, перепрыгнув через забор. - Колин отвернулся и спрятал лицо в своих руках. Дрожь пробежала через его обычно такое хорошо контролируемое тело. Ему было стыдно. - Я был ей благодарен. И я себя за это презираю, потому что не будь её, этого никогда бы не случилось. Не будь её, я бы, вероятно, никогда не покинул бы свою родину. Не будь её, твоя душа была бы сейчас всё ещё невредимой.
- Моя душа никогда не была невредимой, Колин, - сказала я, и ледяная вода затопила меня, сдавила моё горло и прорвалась через мои глаза. Сбитая с толку, я подняла мои пальцы и положила на мокрые щёки, пока не поняла, что я плачу.
- О небо, Эли ... Я уже думал, ты этого больше не можешь ... - Колин всё ещё не касался меня, и я была рада этому, потому что я отбивалась бы от него, но мне нужно было плакать, чтобы можно было дышать дальше, и я позволила ему взять мои слёзы и поймать их. Они принесли нам тепло.
- Знаешь, что в средневековье многие женщины были сожжены, как ведьмы, потому что они не плакали? - Я вопросительно посмотрела на Колина и покачала головой. Нет, я этого не знала. - Сегодня думают, что у них была депрессия, поэтому они не могли плакать. И это казалось людям жутким. Но когда вы очень грустные или травмированные, тогда ...
- ... тогда мы больше не плачем, - задыхаясь, закончила я его мысль. Это было то, что я видела в глазах Марко у доктора Занд. Это были глаза, которые больше не плакали. Колин немного от меня отодвинулся.
- Ты ещё принимаешь таблетки, Эли? Послушал ли твой брат меня и перестал давать их тебе?
Я в недоумение посмотрела на него. Колин посоветовал это Паулю?