Расколовшаяся Луна

— А потом ты растаяла под моими руками. — Покраснев, я опустила голову. — Значит, ты можешь. Что касается каратэ. Эли, я знаю, когда ты достигаешь своих пределов. И я знаю, когда мне больше нельзя продолжать. Ты серьёзно думаешь, что я буду мучить тебя, пока ты не выпростаешь на песок ту немногую еду, что принимаешь? Это была бы бессмысленная каторга. У меня есть точное представление о том, что я могу ожидать от тебя, а что нет. Научись во время тренировки доверять мне и слушаться меня, и сохрани эту добродетель до схватки.

— Ладно, — пробормотала я покорно. Я не имела понятия, о чём он говорил, но его слова были произнесёны с такой настойчивостью, которую почти невозможно было превзойти. У меня по спине побежала дрожь. — Ты не можешь мне сказать, почему я должна доверять тебе и слушаться тебя так безоговорочно? Что именно ты планируешь?

— Об этом я не могу тебе сказать.

— Но…

— А как же доверие? Доверься мне так же и здесь. Ещё тебе надо научиться скрывать свои чувства и мысли. Раньше вы не знали, что Францеёз является Маром. Теперь же это связь существует. Его существо в ваших мыслях связано с Маром. Если ты будешь думать в его присутствие об этом, то он может раскусить вас и устроить страшную кровавую бойню. Тебе нужно уметь опустошать свою голову. Основа для этого навыка — это медитация и аскетизм.

— Аскетизм? — Я посмотрела на Колина, как будто он попросил меня попробовать испортившийся кусок мяса.

Он кивнул.

— Никакой интимности больше с этого момента. — Я поражённо молчала. Я поняла это правильно? Даже ни одного поцелуя? В его угольные глаза прокралась улыбка, когда он прочитал мои мысли.

— Ты помнишь — это только завершение, а не то, что нас объединяет.

— Знаешь что, Колин? — ответила я возмущённо. — Я думаю, я поняла, чего ты хочешь. Ты хочешь добиться того, чтобы я тебе ненавидела и чтобы мне было всё равно, если ты погибнешь в схватке, не так ли? Это твоя цель. Я должна тебя ненавидеть. И тебе это сегодня почти удалось. — Колин приглушённо засмеялся.

— Может быть, я и самоотверженный Эли, но не до такой степени. Ты все ещё не доверяешь мне.

Я раздражённо фыркнула. Чёрт, он был прав.

— Мне будет сложно отказаться от этого, — призналась я честно.

— Мне тоже. Потому что это вообще не в моей природе. И поэтому я хочу попросить тебя при твоём следующем порыве гнева не срывать с себя кимоно. Ещё один раз я не смогу совладать с собой. — Его улыбка была нежной и горькой одновременно. — Не введи меня в искушение, — процитировал он.

— А избавь нас от злого, — закончила я иронично, хотя это было как раз то, чего я хотела. Избавиться от злого. — Колин, могу я спросить тебя кое-что личное?

— Пожалуйста.

— Ты используешь имя Бога тоже не особо редко, и иногда у меня такое чувство, что для тебя это серьёзно. Ты веришь в Бога?

Колин опустил глаза и провёл задумчиво рукой по лбу.

— Ну, верой это, наверное, нельзя назвать. Я просто надеюсь, что существует высшая сила и что она причисляет меня к своим созданиям. Я родом из девятнадцатого столетия. В то время атеизм был роскошью богатых. У кого было слишком мало для жизни и слишком много, чтобы умереть, тому была нужна вера, чтобы бороться дальше и принимать удары судьбы, которыми одаривала их жизнь.

У меня было такое впечатление, что он хотел ещё кое-что сказать, и поэтому оставалась тихой, как мышь. У меня получилось прервать утомительную диктатуру ученика и учителя, и я не хотела подвергать опасности это положение вещей. Через некоторое время он поднял свой взгляд. Его глаза вернулись в прошлое.

— Это был мужчина в церкви, кто, в конце концов, убедил мою мать отказаться от её любимого занятия — ты помнишь, оставлять детей на морозе. Он сказал ей, что она должна принять своего ребёнка, как дар Бога. Хотя она этого и не сделала, но, по крайней мере, она перестала выносить меня ночью из дома. Наш деревенский священник непреклонно боролся против любого языческого суеверия. Он боялся меня, как и другие, но его вера помогала ему терпеть меня. Вера может быть жестокой. И полной благословений.

— Какой, собственно, ты считаешь меня? — вырвалось у меня. — Я имею в виду мой характер? Хорошо, тогда ты выделялся между остальными, не вопрос. Но если я слышу, как ты говоришь обо мне, у меня такое впечатление, что я тоже для почти всего непригодна.

Колин вопрошающе поднял брови, но от меня не ускользнуло, что он пытался скрыть свой молчаливый смех.

— Какой ты сама считаешь себя, Эли?

— Ну. — Я смущённо улыбнулась. — Собственно, не такой уж и не ненормальной. Я ведь знаю, почему я такая, какая есть. Для меня это логично. Только другие часто думают, что я действую с методичностью. Или сразу думают, что я сумасшедшая, потому что… так проще?

Я посмотрела на него с надеждой.

— Я не психолог, — ответил Колин. — Но это, наверное, так. Ты очень напрягаешь и будоражишь. Во всех отношениях. Но я не хочу, чтобы ты была другой. Для меня ты как раз в самый раз — при условии, что доверяешь мне.

Я сглотнула. Для него в самый раз. Это было приемлемое начало.