Расколовшаяся Луна

Он выглядел немного более раздутым, чем при нашей первой встрече; наверное, из-за медикаментов. Но его печатание ничего не потеряло из своей разрушительной энергии. Что, интересно произойдёт, если заберёшь у него из-под рук клавиатуру? Конфискуешь компьютер? Ему он, кажется, был необходим ещё больше, чем Джианне. Это хорошо, подумала я удовлетворенно и спела про себя небольшую хвалебную песню по отношению к интернету, когда открывала стеклянную дверь и входила к нему.

Марко узнал меня — мягкая вспышка в его мёртвых глазах, которая была слишком слабой, чтобы вернуть в них назад жизнь.

— Эй, как дела? — спросила я, хорошо зная, каким дурацким был этот вопрос.

— Хорошо, — соврал он вежливо. — Что ты здесь делаешь?

Его немецкий удивил меня. Он был почти без акцента. Почему Джианна разговаривала с ним тогда на английском? Я положила ему копию её визитной карточки на письменный стол. Он прочитал её имя и опешил.

— Она думает, что ты умер. Я верю, она обрадуется, если ты сообщишь ей, что это не так. — С этими словами я оставила его одного — на всё остальное у меня больше не было влияния, и поехала назад домой, где нашла Тильмана, отдыхающего на диване, перед собой тарелка с кусочками пиццы, пиво и его мобильный. По телевизору шло какое-то дерьмо, а Тильман создавал впечатление, будто ещё никогда ничего не слышал о Марах и вёл совершенно посредственное, без всякой опасности существование. Ни мне, ни сердитому животному в моём животе это не понравилось. Кроме того, он спокойно мог заказать пиццу и для меня.

— Кстати, тебе привет от отца, — вскипела я и встала перед телевизором, чтобы он не мог больше ничего видеть.

— Ты была у моего отца? — Тильман даже не взглянул на меня вверх, а только на мобильный, который, вибрируя, передвигался по журнальному столику. Наверное, его тёлка. Я вырвала его у него из-под носа и нажала на отклонить.

— Ты что, даже не хочешь знать, что здесь случилось, в то время как ты на корабле подчинялся своему гормональному опьянению?

— Блин, Эли, притормози. Ведь всё идёт нормально!

— Нормально? — Мой голос стал скрипучим от негодования. — Пауль лежит с проком сердца в клинике, а ты находишь это нормальным? — Теперь я взяла пульт и отключила звук. Болтовня за спиной заставляла меня нервничать. Всё заставляло меня нервничать. Даже остатки пиццы. И левый, развязанный кроссовок Тильмана. Крошка в уголке его рта. Разве он не мог вытереться?

— Конечно же, это не нормально, но в больнице Пауль в безопасности. Францёз находится на Майорке и…

— Да. Замечательно. Уже задумывался, почему? Не может быть так, что там он хочет построить новую жизнь для себя и Пауля? Заманить его туда, потому что подозревает, что здесь зарождается заговор? — Я взяла тарелку, отнесла её на кухню и бросила, гремя, в раковину. — Он только потому поехал на Майорку, что, после того, как Паулю стало плохо, должен предоставить ему паузу. Его мечты должны снова вырасти! — зарычала я на Тильмана. — А как это можно лучше всего устроить, после этой дерьмовой зимы, чем перспективой на новую жизнь на юге?

— Тем не менее, это даёт нам время. Ты реально стала трусихой, пока нас не было, Эли. У тебя совершенно сдают нервы.

Я бросилась из кухни назад в гостиную и обстоятельно проводила маленьким пылесосом вокруг Тильмана по покрытому крошками дивану. Я намеренно неоднократно касалась его насадкой, потому что знала, что это разозлит его до смерти. И так оно и было. Животное в моём животе прорычало от удовольствия, когда Тильман вырвал пылесос у меня из рук и забросил его рассержено в угол, потому что этим он дал мне повод ударить его краем ладони по руке.

— Эли… — Его кулаки были сжаты, а глаза горели. — Оставь меня в покое. — Он был на грани того, чтобы ударить меня.

— Я должна оставить тебя в покое? У тебя был покой целых две недели, в то время как я здесь должна была позаботиться о тысячи вещей: выяснить, что вообще такое Францёз, позволить мучить себя Колину и этой горилле самой жёсткой тренировкой, вломиться в отвратительную халупу Францёза, чуть не умереть от крысиного яда, выкрасть осуждённую на смерть собаку Францёза, потом убили волка, потом мне позвонил какой-то чужой Мар по телефону, который сообщил суперглупое предупреждение, с которым ничего не сможет начать ни один человек…

— Не забывай дышать, — прервал меня Тильман. — Не то твой мозг взорвётся. И я не могу всё это знать, если ты мне не рассказываешь. Как это было с Колином?

Я бросила на него сердитый взгляд. Он вообще не понимал, что я здесь пыталась сказать ему. У него не было представления — ни о том, как внутри меня выглядело, ни о том, чего нам стоит ожидать.

— Было прекрасно, — сказала я холодно. — Мы испробовали семьдесят пять позиций, пили коктейли и выдумывали всевозможные миловидные имена для наших будущих детей. А может случиться так, что мы в пятницу погибнем. Колин, Пауль, Джианна, ты, я. Ты хочешь ещё посмотреть немного телевизор? Вот! — Я бросила ему пульт на диван.