Расколовшаяся Луна

— Тогда мы оба пойдём туда, — решил Тильман, и его зубы хищника щелкнули, когда он потянул меня с пола и взял под ручку. Он тоже был напряжён, и это напряжённость почти не уменьшилась, после того, как мы прокрались к крепко спящему Паулю и легли с правой и левой сторон от него.

— Это совершенно безумно, то, что мы здесь делаем, — прошептал Тильман. Он внутренне кипел. Наверное, он с удовольствием отлупил бы меня. — Мы преподносим ему себя на блюдечке. Чистая команда смертников.

Я придвинула своё ухо к груди Пауля и прислушалась к дыханию и сердцу. Оба были степенными и медленными, и тут же я снова отпрянула, потому что не хотела быть для него дополнительной нагрузкой. Теперь я знала, откуда происходило выражение «спит как мёртвый». В Пауле не было видно жизни. Он даже не вздрогнул, когда мы забрались к нему в кровать. Он и тогда не отреагировал, когда я убрала у него со лба волосы и поцеловала в щёку.

Но тонкая струя воздуха выходила из его носа. Снова и снова я подставляла туда пальцы, чтобы убедиться в том, что он ещё не уступил брату сна.

— Дай мне твою руку, — потребовал Тильман после нескольких минут. Я повиновалась и положила мою руку на грудь Пауля, чтобы Тильман мог взять её. Это была совершенно дикая картина, которая предстала передо мной, когда я посмотрела в его сторону. Он доверчиво положил свою голову на локоть Пауля. Тильман в объятьях Пауля. Но это была также картина, которую я никогда не смогу забыть. Она даже немного успокоила меня. Да, она смогла отвлечь меня на одну секунду…

— Было время до них, — сказал Тильман, как будто самому себе. — Самое длительное время твоей прежней жизни. Тебе нужно вернуться туда и ухватиться за него.

— Там ничего не было. Ничего интересного, — прошептала я, хотя нам не нужно было понижать свой голос. Пауль спал, как убитый. — Ничего, за что бы я хотела ухватиться.

— Разве ты никогда не была влюблена раньше? Ну, перед Колином? — спросил Тильман недоверчиво.

— Да. Конечно. Но…

— Тогда расскажи мне об этом. Как ты с ним познакомилась?

— Я… вообще-то не знакомилась. — Мои уголки рта автоматически опустились вниз, когда я подумала о Грише. Это всё ещё немного причиняло боль. — Я всегда только смотрела на него. Это было всё. Почти всё.

— Ты никогда не разговаривала с ним? — Тильман придвинулся немного поближе, чтобы положить мою руку на сгиб своей шеи, и я сразу же почувствовала, как пульсирует артерия под его кожей, мощно и почти горячо. Полная жизни. Я оставила лежать её там и прижалась, как и он к плечу Пауля.

— Нет. До этого не дошло. Это всё было ещё в Кёльне, в моей старой гимназии. Я знала, как его зовут. Каждый это знал. Гриша Шёнфельд, но у такого, как он, конечно, было прозвище.

Я задержала дыхание.

— И что за прекрасное прозвище?

Прекрасное и необычное — не Крис или Крисси, а Гриша.

— У девчонок было такое изречение: красивый, ещё красивее, Шёнфельд. Было написано в некоторых туалетах на двери. Он был самым классным в школе. Всё в нём было особенное. — Я сделала паузу. Как мне только объяснить это.

Но Тильман не уступал:

— Что именно было особенным?

Я вздохнула.

— Первое — это его внешний вид. Манера, как он ходил. Он принадлежал к тем мужчинам, которые по своей природе хорошо двигаются и имеют фигуру, как у модели, даже во время переходного возраста. Небрежную. Косолапые ноги, но не слишком, а как раз как надо. Прямая спина и прекрасно выраженный затылок. Не дурацкий плоский череп. Его линия волос заканчивалась на шее углом. Не эти обезьяньи отростки справа и слева. Нет, уголок посередине. Если было холодно, его щёки становились красными. Может быть, ему это не нравилось, но все девчонки считали это милым. Это было настолько живым. При ходьбе он засовывал руки в задние карманы штанов, вместо передних. И это никогда не казалось экстравагантным! Это подходило ему. Весной и осенью на нём была одета куртка из мягкого джерси с тёмно-синей в белую полоску подкладкой, которая выглядывала только в капюшоне и рукавах. Я никогда не забуду эту куртку. Я не видела её ни на ком другом. Она была ужасно дорогой. Летом он носил обувь принципиально без носков. Я не знаю, кто его всему этому научил, но я никогда не видела его плохо одетым… никогда… Он был не как другие. У него был стиль. Он никогда не надевал просто что-нибудь, казалось, что это всегда было что-то особенное, имело какое-то значение…

Я остановилась и подумала. Что я тут такое говорила? Вещи, линия волос, косолапые ноги. Полосатая подкладка. Фестиваль легкомысленных вещей.

— А дальше? Что было ещё? Попытайся вспомнить.

О, это было нетрудно. Я помнила всё. Я бы смогла нарисовать любую его вещь по памяти.