Расколовшаяся Луна

Это были короткие образы из моего прошлого, которые вначале я только видела пред собой, не принимая в этом участия. Я наблюдала за сценами из моих школьных дней в Кёльне, частично испуганно, частично с сочувствием, частично забавляясь, но я никогда не находилась в опасности — принять в этом участие. Я была наблюдательницей своей собственной жизни, в которой не так уж плохо, собственно, преуспела. Иногда мне приходилось укоризненно качать головой, когда смотрела на себя, как я в чём-то участвовала и играла роль и втайне страдала, но я прощала себе это. Это был мой путь — мой путь защитить себя.

Но потом я вдруг оказалась в самой середине — в тот момент, когда парила над следующим классом и встретила Энди. Мои ноги коснулись пола. Я вернулась в своё тело.

— Ты…, - сказал Энди тихо. — С тобой мне ещё нужно поквитаться. — Прежде чем я могла что-то возразить, он оттеснил меня к стене и засунул свою руку мне между ног. Другой он подчёркнуто нежно обхватил моё горло, почти что ласка, но его взгляд говорил мне, что он зажмёт его, как только я попытаюсь сопротивляться.

— Ты думаешь, что я потерплю это? О чём ты только думала, Елизавета Штурм, хм? Трахаешься со мной, а потом уходишь? Это было не в последний раз, я клянусь… — Его хватка стала крепче, и он начал торопливо, но с жестокой решимостью шарить возле застёжки-молнии моих джинсов. Мне было ясно, что он собирался сделать. Он хотел изнасиловать меня.

Но Энди не знал, что я занимаюсь каратэ. Я боялась, даже очень сильно, чуть не впадала в панику. Но подняв лишь со всей силы колено вверх и ловко развернувшись, я освободилась из его хватки, бросилась из зала и побежала вдоль коридора, до самого фойе, где мои силы закончились, и я, дрожа, села на стол рядом с ксероксом. Мне нужно было передохнуть. Только один момент. Энди какое-то время будет занят самим собой, прежде чем сможет последовать за мной.

В здании, кроме меня, находилось не так много учеников — несколько пятиклассников, которые уже закончили занятия и играли в углу в карты. Здесь и там проходил мимо меня учитель, как всегда с бумагами и портфелем под мышкой. Они не обращали на меня внимания.

Я прислонилась к стене и закрыла глаза, чтобы отдышаться, пока не услышала, как захлопнулась тяжёлая входная дверь. Медленные и отдохнувшие, но не вялые, шаги приближались ко мне медленно. Нет, они звучали круто и небрежно. Уверенно. Шаги королевского ребёнка. И они направлялись ко мне. Прямо ко мне.

Я подняла веки и почувствовала себя как светильник, который, наконец, зажгли, чтобы затмить всё остальное. Ещё никогда я не испытывала такой искренней и настоящей радости — радости без ожиданий, скрытых мотивов, расчёта, тайных мечтаний, которые боялись, что не исполняться. Моя улыбка была непреодолимой, и когда я осмелилась поверить, что он тоже улыбался и имел в виду меня, действительно меня, то захотела остановить время.

Он выглядел немного более взрослым, зрелым, но это был определённо Гриша. Его глаза вспыхнули, посмотрев на меня лукаво. Он остановил мои руки, которые хотели обнять его за шею, мягким движением руки. Его отказ не задел меня. Да, я хотела обнять его — ну и что? Не так уж и страшно.

— Извини, — сказала я полная раскаяния. — Я была так счастлива тебя увидеть. Я всё ещё счастлива.

— Я знаю. — Он засунул свои руки в задние карманы брюк. — Но не забудь, что я не тот, за кого ты меня принимала. Мы не знаем друг друга.

— Конечно. Ясно. — Я немного покраснела. — Но ты имеешь в виду меня, не так ли? Ты пришёл из-за меня? — Зачем я это спрашивала? Я ведь знала. И это так невероятно радовало меня.

— Да. — Он кивнул. Я должна была засунуть руки за спину, чтобы не погладить его по покрасневшим щекам.

Серьёзно он смотрел на меня.

— Ты должна мне помочь, Эли. Только ты можешь. Я слышал, что ты…

— Эли. Эй, Эли. Просыпайся. Ты проспишь весь день. Разве у тебя нет сегодня тренировки?

— Нет! — крикнула я. — Нет, оставь меня там, пожалуйста…

Было слишком поздно. Я видела, как Гриша говорил, но его слова замерли без смысла. Я не могла их слышать.

— Теперь я не знаю, в чём я должна ему помочь! Я должна помочь ему!

Возмущённо я открыла глаза. Чем только я могла помочь Гриши? Я, Елизавета Штурм? Меня съедало любопытство, но сильнее, чем любопытство было яркое, сверкающее счастье в моём животе. Я чувствовала себя сильной и отдохнувшей и приятно расслабленной — да, уравновешенной. Моя боль стала терпимой. Я села и основательно потянулась.

— Может, будет лучше, если ты что-нибудь наденешь на себя, — сказал Тильман, смотря с вежливой скромностью на мои пальцы ног. О да, мне следует это сделать. Но в этот момент меня не волновало, что Тильман видел мой голый торс — а именно спереди, а не сзади, как сегодня утром. Мои мысли всё ещё находились с Гришей. Он пришёл из-за меня в школу. Из-за меня…