Раскопки

Люди с любопытством заглядывали в открытое окно. Закрыв глаза, я прислонилась спиной к горячей коже сиденья и попросила их уйти. Через час всех позвали обратно в зал, где мистер Вуиллами подытожил все, что было заслушано. После этого он сказал присяжным, что, насколько он понимает, нет никаких доказательств, что владелец клада намеревался вернуться и забрать его. Хотя, естественно, трудно приписывать мотивы давно умершим людям, он привел в качестве юридического прецедента дело Саут-Стаффордширской водной компании против Шермана (1896 г.). В этом деле законным собственником был признан владелец земли, а не рабочие, обнаружившие клад древних монет.

Присяжных попросили удалиться для принятия решения. К сожалению, единственной другой комнатой в сельском зале был мужской туалет. Они прошли через дверь в одну шеренгу, сопровождаемые смехом. Из-за нехватки места в туалете председатель присяжных спросил, можно ли оставить дверь открытой.

Мистер Вуиллами, однако, решил, что не может допустить, если кто-нибудь подслушает их обсуждения. В то же время он приказал, чтобы окно тоже закрыли. Все сидели молча или переговаривались шепотом, пока присяжные заседатели совещались. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы спросить мистера Брауна, мистера Мэйнарда, мистера Рида-Моира, мистера Филлипса и Пигготтов, не хотят ли они заехать в Саттон-Ху, чтобы выпить чаю после заседания.

Через двадцать пять минут присяжные вернулись в зал. Многие сняли пиджаки и остались в одних рубашках, некоторые вытирали лоб носовыми платками. Лист бумаги был передан мистеру Вуиллами. Он прочитал, что там было написано, и еще раз посоветовался с главным констеблем. Затем постучал по микрофону. Присяжные единогласно решили, что найденные предметы не являются сокровищами. В результате миссис Эдит Мэй Претти, хозяйка особняка Саттон-Ху, стала законной владелицей всего, что было найдено.

Решение присяжных вряд ли кого-то удивило. После того что сказал мистер Вуиллами, трудно было ожидать чего-то другого. Тем не менее все повернулись и уставились прямо на меня почти что пожирающими глазами. Я хотела уйти, но возникла невероятная давка. Толпа напирала со всех сторон, и меня чуть не свалили с ног. Мистер Рид-Моир встал по одну сторону от меня, мистер Браун – по другую, и так они довели меня обратно к машине. Лайонс уже ждал меня с открытой дверью.

Мы выехали со свекольного поля и оказались на дороге. Конечно, я должна была быть в восторге. Все думали, что я буду в восторге. Но восторг – явно не то, что я чувствовала. Никакой особенной радости, наоборот – чего-то как будто не хватало. По дороге домой я заставила себя сосредоточиться на виде за окном: узкая полоска асфальта, исчезающая за горизонтом, поля созревшего ячменя по обе стороны, будто без цели расступающееся море.

Мистер Рид-Моир, мистер Мэйнард, мистер Филлипс и Пигготты прибыли в дом через несколько минут после меня. Мистер Браун на своем велосипеде приехал следом. Все говорили, как они за меня рады. Хотя слова мистера Филлипса и мистера Рида-Моира звучали чуть менее убедительно.

Но затем всеобщая радость, пускай и хрупкая, все же взяла верх. Рид-Моир говорил, как важно, чтобы находки не покидали «родных краев», что их нужно выставить на всеобщее обозрение там, где для людей они представляют особенную ценность. Правда, никто с этой мыслью не согласился, и он замолчал.

Мистер Браун держался спокойнее, чем все остальные. Возможно, потому, что личной заинтересованности в находках у него не было. Он пил чай с явным удовольствием, а когда ему предложили второй кусок торта, укоризненно погрозил Грейтли пальцем, как будто тот пытался его соблазнить. Когда душевный подъем иссяк, беседу поддержал мистер Пигготт, рассказав, как в лондонских парках безработных мужчин заставляют копать траншеи. Мистер Филлипс рассказал историю, как торговец, у которого он берет вино, посоветовал ему запастись лишними ящиками рейнского вина, пока оно еще есть.

Мистер Рид-Моир, очевидно, тоже намеревался внести свою лепту, но не успел и рта раскрыть, как мистер Мэйнард неожиданно начал рассказывать запутанную историю, как немецкие солдаты забрались по девичьему винограду на его дом. Потом, правда, выяснилось, что это всего лишь кошмар, который постоянно мучает его дочь.

Только когда мы проговорили еще несколько минут, я заметила, что миссис Пигготт вышла из комнаты. Я немного подождала, когда она вернется, но она все не приходила, и я пошла посмотреть, все ли в порядке. Она была одна в столовой. Шторы полузакрыты. На стол, на котором я разложила некоторые фотографии с раскопок, сделанные моим племянником, падала широкая полоса света. Я заговорила, чтобы заявить о своем присутствии, поскольку не была уверена, что она обратила внимание на мое появление.

– Вот вы где, моя дорогая.

Она вздрогнула.

– Простите, миссис Претти…

– Нет, нет. Смотрите-смотрите. Я выложила фотографии, думая, что они кого-нибудь да заинтересуют, а потом они совсем вылетели у меня из головы.