Раскрашенная птица

Я выбрался из амбара, но неожиданная боль в груди едва не свалила меня на землю. Я закашлялся и сплюнул кровью. Я с трудом пошел вперед и вскоре добрался до берега реки. Моста не было. Должно быть его разрушил мощный взрыв. Из леса медленно выползали танки. За ними показались солдаты в касках. Они шли не спеша, как будто прогуливаясь в воскресенье после обеда. Возле деревни за стогами пряталось несколько калмыков. Увидев танки, они, все еще нетвердо стоя на ногах, вышли и подняли руки. Они выбрасывали винтовки и снимали ремни с кобурами. Некоторые падали на колени и просили пощадить. Красноармейцы методично окружали их, подталкивая штыками. Очень скоро большинство калмыков было взято в плен. Лошади спокойно паслись неподалеку.

Танки остановились, но прибывали все новые подразделения. На реке показался понтон. Саперы проверяли разрушенный мост. Несколько самолетов пролетело над головами, покачивая крыльями в знак приветствия. Я не мог прийти в себя — война как будто закончилась.

Теперь поля вокруг деревни были заполнены военной техникой. Солдаты натягивали палатки, устанавливали полевые кухни и тянули телефонную связь. Они напевали и говорили на языке, похожем на местные диалекты, но я не совсем понимал их. Я догадался, что они говорят на русском языке.

Крестьяне напряженно рассматривали пришельцев. Когда же среди красноармейцев появлялся улыбающийся узбек или татарин, женщины пронзительно вскрикивали и съеживались от страха при виде их, так похожих на калмыцкие, лиц.

К палаткам прошагала группа крестьян с красными флагами в руках. На полотнищах были неумело нарисованы серпы и молоты. Солдаты радостно приветствовали их; встретить посланцев вышел командир полка. Он пожал им руки и пригласил в палатку. Крестьяне смутились и сняли головные уборы. Они не знали, как поступить с флагами и в конце концов оставили их у входа.

Возле большого грузовика с красным крестом на кузове, врач и санитары оказывали помощь раненным женщинам и детям. Толпа любопытных окружила машину, чтобы посмотреть, как работают врачи.

Дети выпрашивали у солдат сладости. Те обнимали детей и играли с ними.

Вечером в деревне стало известно, что красноармейцы повесили всех захваченных калмыков за ноги на дубах вдоль реки. Несмотря на боль в груди и руке, я побрел туда вместе с толпой любопытствующих мужчин, женщин и детей.

Калмыки были видны издалека — они свисали с деревьев, как пустые сосновые шишки. Каждого повесили за лодыжки, со связанными за спиной руками, на отдельном дереве. Советские солдаты прохаживались рядом, дружелюбно улыбаясь и спокойно сворачивая самокрутки из газетных обрывков. Солдаты запрещали подходить близко, но некоторые женщины узнали своих мучителей и, бранясь, швыряли в вялые тела палки и комья земли.

Подвешенных калмыков облепили муравьи и мухи. Насекомые гнездились у них в ушах, копошились в растрепанных волосах. Они прибывали тысячами и сражались за лучшие места.

Тела покачивались на ветру; некоторые вращались, как коптящаяся на огне колбаса. Некоторые, подрагивая, вскрикивали и что-то шептали. Другие, по видимому, уже умерли. Их остекленевшие глаза широко открылись и не моргали, вены на шеях безобразно распухли. Крестьяне разожгли неподалеку костер и целыми семьями смотрели на висящих калмыков и, вспоминая их зверства, радовались концу мучений.

Порыв ветра встряхнул деревья и тела начали описывать в воздухе широкие круги. Деревенские молча крестились. Чувствуя в воздухе дыхание Смерти, я оглядывался по сторонам в ее поисках. У нее было лицо Марты. Шумно играя среди дубовых веток, она легко поглаживала висящих и обвивала их паутиной тянущейся из ее полупрозрачного тела. Она шептала им в уши коварные слова, она ласково вливала тонкой струйкой холод в их сердца, она сжимала им горло.

Никогда еще она не была так близко возле меня. Я мог бы прикоснуться к ее прозрачному савану, заглянуть в ее туманные глаза. Она остановилась передо мной, кокетливо прихорашиваясь и намекая на следующую встречу. Мне не было страшно, я хотел, чтобы она унесла меня с собой далеко за лес, на бездонные болота, где ветки окунаются в бурлящие, окутанные серными испарениями котлы, где по ночам, сухо постукивая, сталкиваются в полете привидения и сильный ветер играет в верхушках деревьев как, далекая скрипка.

Я потянулся рукой, но видение растаяло среди листьев на богато уродивших трупами деревьях.

Что-то жгло меня изнутри. Я вспотел и у меня закружилась голова. Я пошел к реке. Влажный свежий воздух освежил меня, и я присел на бревно.

В этом месте река была широкой. В ее быстром течении проносился сплавной лес, ветки, обрывки мешковины; в водоворотах яростно вертелись клочья сена. Мне почудился посиневший, полуразложившийся, плывущий под самой поверхностью, труп человека. Несколько раз из воды показалась разбухшая лошадиная туша. Какое-то время вода была чистой. Потом пронесло много оглушенной взрывами рыбы. Рыбины переворачивались, плавали вверх и вниз, собираясь в стаи, будто им было тесно в реке, куда давным-давно их принесла радуга.