Раскрашенная птица

Гаврила рассказывал, что по одному из законов человеческого развития, огромные народные массы время от времени рождают особенного человека — человека, который желает всем добра и благодаря огромным знаниям и глубокой мудрости понимает, что на помощь неба в решении земных дел надеяться нечего. Этот гениальный человек становится вождем, направляющим мысли и дела людей, как ткач направляет цветные нити, создавая причудливые узоры.

Портреты и фотографии таких великих людей были вывешены в полковой библиотеке, в полевом госпитале, в лазарете, столовой и в солдатских палатках. Я часто рассматривал их мудрые лица. Многие из них уже умерли. У некоторых были короткие звучные имена и густые длинные бороды. Один из них был еще жив. Его портреты были больше, ярче, красивее, чем изображения остальных. Гаврила сказал, что это под его руководством Красная Армия побеждала немцев и несла освобожденным народам новую жизнь, при которой все станут равными. Не будет ни бедных, ни богатых, ни эксплуататоров, ни эксплуатируемых; светловолосые не будут уничтожать смуглых людей, никто больше не погибнет в газовой камере. Гаврила, как и остальные офицеры и солдаты полка, был обязан этому человеку всем — образованием, работой, домом. Библиотека была обязана ему за свои прекрасно отпечатанные и переплетенные книги.

Я был обязан ему за заботу армейских врачей и мое выздоровление. Каждый советский человек был в долгу перед ним за все, чем владел и за свою счастливую жизнь.

Этого человека звали Сталин.

На портретах и фотографиях у него было доброе лицо и сочувствующие глаза. Он был похож на любящего дедушку или дядю, который давно не видел тебя и теперь хочет прижать к своей груди. Гаврила много прочитал мне о жизни Сталина. В моем возрасте юный Сталин уже боролся за права неимущих и противодействовал многовековой эксплуатации бедняков безжалостными богачами.

Я рассматривал фотографии Сталина в молодости. У него были черные густые волосы, темные глаза, густые брови, а позже, даже черные усы. Он был похож на цыгана больше, чем я, а на еврея — больше чем тот еврей, которого убил немецкий офицер в черной форме. В его лице было больше еврейских черт, чем у мальчика, которого крестьяне нашли на железной дороге. Сталину повезло, что в детстве он не попал в местность, где жил я. Если бы ребенком его избивали за смуглое лицо, он, наверное, не успевал бы помогать другим — слишком много времени ушло бы у него на защиту самого себя от деревенских мальчишек и собак.

Но Сталин был грузином. Гаврила не говорил, намеревались ли немцы уничтожить грузин. Но, рассмотрев людей окружающих Сталина на картинах, я убедился, что они бы наверняка погибли в крематории, как только попались бы немцам. Все они были смуглыми, черноволосыми, с темными глазами.

Сталин жил в Москве, поэтому она была сердцем всей страны и туда устремлялись взгляды трудящихся масс всего мира. Солдаты пели о Москве песни, писатели слагали о ней книги, поэты воспевали ее в стихах. О Москве были сняты фильмы, о ней рассказывали захватывающие истории. Оказывается, там, глубоко под улицами, плавно мчались длинные блестящие поезда, которые бесшумно останавливались на станциях, украшенных мрамором и мозаикой красивее, чем самые лучшие церкви.

Сталин жил в Кремле. Там, за высокой стеной, стояло много древних дворцов и церквей. Виднелись похожие на огромные луковицы купола. На других фотографиях была квартира в Кремле, в которой раньше жил покойный ныне учитель Сталина — Ленин. Некоторые солдаты отдавали предпочтение Ленину, другие Сталину, так же, как одни крестьяне чаще обращались к Богу Отцу, а другие — к Богу Сыну.

Солдаты рассказывали, что окна кабинета Сталина светились до утра и москвичи, а вместе с ними и трудящиеся массы всего мира, с надеждой смотрели в сторону его окон и обретали вдохновение и веру в будущее. Там, в кабинете, великий Сталин трудился на общее благо, разрабатывая скорейшие пути к победе в войне и уничтожению врагов трудящихся масс. Он беспокоился обо всех страдающих людях, даже о тех, кого все еще безжалостно угнетали в отдаленных странах. Но день их освобождения приближался, и Сталин работал до поздней ночи, чтобы ускорить его приход.

Я часто уходил в поле и напряженно размышлял там обо всем, что рассказал мне Гаврила. Я сожалел о своих молитвах. Многие тысячи дней небесного блаженства, которые я ими заработал пропали попусту. Если правда, что нет Бога, нет Сына Божьего, нет Святой Матери, нет и никого из святых, то что же сталось с моими молитвами? Может быть, они кружатся в пустых небесах, как стая птиц, у которых мальчишки разорили гнезда? А может быть, они, как мой потерянный голос, залетели в какое-нибудь укромное место и теперь не могут выбраться оттуда?