Раскрашенные жизни (СИ)

Получалось просто ужасно.

Мачо, будто не зная, что делать, уходил и снова появлялся. В последний свой визит он ласково сказал:

- Эй, папаша. Помнишь, я тебе говорил про тэги? Почему бы тебе не взять себе псевдоним - “Папаша”? Коротко и ёмко. Можешь пока потренироваться в его написании. Все с этого начинали.

- Я не все, - процедил Виктор Иванович. Прищурившись, он созерцал зелёные пятна на асфальте - как будто здесь истекло кровью инопланетное существо. Они обращаются с ним, как с безусым юнцом… впрочем он и был юнцом, раньше времени постаревшим, облезлым щенком, прибившимся к стае. Так стоит ли злиться? Лучше расправить морщины в ушных раковинах и впитывать, впитывать тот язык, жесты и сигналы, которыми они общаются.

Виктор Иванович решил, что он не слишком стар, чтобы учиться чему-нибудь новому. По крайней мере, не рассыпается под порывами ветра, как груда камней. Как давно он по-настоящему ничему не учился! Старик вдруг подумал: “А когда я вообще чему-то учился?” В послевоенные годы было, мягко говоря, не до учёбы. Помнится, он тогда работал на стройке, был грузчиком в совхозе, куда его пристроил один дальний родственник. Он заинтересовался электричеством и осваивал мастерство его укрощения, в основном на собственной шкуре. Не один и не два раза общежитие, комнату в котором он занимал, оставалась без света из-за дрожащих от жадности пальцев, хорошенько покопавшихся в щитке. А почему от жадности? Да потому, что кто-то ляпнул, что, будучи электриком, можно хорошо устроиться в жизни.

Получается, своим образованием Виктор Иванович всерьёз никогда и не занимался. Читал он в основном газеты - вон их сколько накопилось! А книжки, если и попадали к нему в лапы, то чаще всего откладывались на растопку старой чугунной печи лютыми зимними ночами.

Эта мысль так поразила старика, что он оскорблённо выпрямился. Щёки будто пламенели от чьей-то пощёчины. Кто посмел его тронуть? Собственная бесхребетность - вот кто. Чувство, что ты шевелился только потому, что с тобой, как кошка с мышью, играла жизнь, а когда бросила, разочаровавшись, не стал делать ровным счётом ничего.

Когда ребята разбрелись - кто домой, а кто рисовать, - Виктор Иванович сидел на ступеньке одного из заколоченных домов, под строгим жёлтым глазом фонаря, подтянув колени к животу и уткнувшись в книгу.

- Подкинуть до дома? - спросила в шутку Гайка. У неё не было багажника, а если бы и был, старик бы там не усидел.

- Нет, спасибо, - сказал старик, - Я лучше на трамвае.

Гайка посмотрела на него без улыбки, покачала головой и уехала. Упорхнула бесшумно, как ночная пичуга.

Дома теперь было неспокойно. Когда Виктор Иванович закрывал глаза, его будил стук в окно. Конечно, там никого не было, просто не могло никого быть. Но этот стук звучал настолько натурально, что старик вскакивал с постели, озираясь, как бешеная лошадь. Эхо в недрах коридора звучало как-то особенно пронзительно, старые, давно уже вышедшие из моды (даже из стариковской) вещи пытались захлестнуть рукава или штанины вокруг его лодыжек. Когда Виктор Иванович открывал шкаф, ему казалось, будто комната заполняется людьми.

В книге по рисованию говорилось, что любому художнику пристало начинать с простых геометрических форм. Видеть их в любом, самом сложном, произведении искусства - первый шаг к мастерству. Виктор Иванович старался, как мог. В лице Мишки он видел тяжёлый, унылый куб, будто сосед по вечерам уходил на какую-нибудь стройку, вставлял голову в специально оставленное для него отверстие в стене. В бутылках, которые ящиками перемещали через отверстие по приёму стеклотары, видел цилиндры. Те же цилиндры были в основе торчащих из газона уродливых вязов, которым чахлая почва и кандалы из асфальта не давали вырасти до нормальных размеров, но геометрические формы не уродливы, они были так хороши, что Виктор Иванович готов был им аплодировать.

Он видел точёные призмы в измождённых варикозом ногах торговки цветами на углу. Видел величественную пирамиду родом будто прямиком из пустыни, которую несла на тонкой шее дворняга.

Старик бродил по улицам и бесконечно оглядывался, готовый к новым чудесам - и новые чудеса, будто миражи в пустыне, не оставляли его ни посреди заполненной народом улице, ни в собственном подъезде.

Скоро Виктор Иванович поставил на служение новым целям и собственную берлогу. Он вынес оттуда всю лишнюю мебель, окончательно захламив лестничную площадку, а то, что можно было выбросить в окно, выбрасывал, не стесняясь. Открылись обои, жухлые, как осенние листья, - они-то и были нужны старику. Сначала кисточкой и красками, а потом и баллончиком, который пожертвовали ему уличные художники, он рисовал на любой ровной поверхности геометрические фигуры из книжки. Его увезли на скорой с отравлением парами краски, но через сутки старик оттуда пропал, чтобы найтись в безымянным переулке за трамвайным депо.