Раскрепощение

И не случайно, что именно в 1913-м. В том году в Киеве шел процесс Бейлиса, и присяжные опять-таки сыграли здесь по сути решающую роль. Однако тому моменту, когда они объявили свое мнение, которого напряженно ждала вся Россия, да и не только Россия, предшествовало многое. И тут Короленко вновь оказался не в стороне, а на самом гребне событий. «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан...» В большой русской литературе одно никогда не противоречило другому. Впрочем, не в русской — тоже. Стоит вспомнить речь Байрона в парламенте в защиту рабочих-луддитов. Или памфлет Гюго о Наполеоне-маленьком. Или обращение Золя к президенту Франции Феликсу Фору в защиту Дрейфуса. Впрочем, он не столько защищал, сколько нападал на обвинителей. «Я обвиняю!» — писал он, адресуясь к генералитету, прокуратуре, государству.— «Преступление — развращать слабых и беззащитных, разжигать в них реакционные чувства, защищать гнусный антисемитизм! Если не искоренить это зло, великая либеральная Франция может окончательно погибнуть! Преступление — использовать патриотизм для разжигания расовой ненависти...» Он подробно изучил материалы дела, его послание Феликсу Фору — не упражнение в красноречии: «Я беру на себя ответственность за все свои обвинения. Я знаю о существовании статей 30 и 31 закона о печати, изданного 29 июля 1881 года, который наказует за клевету и распространение злостных слухов, и готов нести ответственность за свои слова и поступки». Он знал, на что идет, как ответит ему «вся парижская сволочь» (его слова). И расплата не заставила себя ждать... Он предвидел ее. Но он был французом, ему дорога была Франция.

Пятнадцать лет спустя в России разразилось дело Бейлиса.

Французский аристократ майор Эстергази, пополняя свой отощавший кошелек, продавал германскому генштабу секретную информацию, но когда стараниями французской контрразведки утечка информации обнаружилась, в шпионаже обвинили еврея Дрейфуса. Участники воровской шайки, за которой уже следила киевская полиция, убили мальчика Андрюшу Ющинского, чтобы он, случайно проведав о ее делишках, никого не выдал. Однако в убийстве Андрюши Ющинского обвинили еврея Бейлиса. Дело Дрейфуса должно было доказать, что евреи — потенциальные агенты и шпионы, враги армии и государства. Из дела Бейлиса следовало, что евреи — враги всего рода человеческого, поскольку для пасхальной еды — мацы — они подмешивают в тесто кровь христианских младенцев. То есть и в этом случае использовался прием, примененный в деле о мултанцах: обвинение в ритуальном убийстве. Но этот вопрос тогда, в 1913 году, приобрел особую остроту, поскольку в Государственной Думе обсуждалось не пора ли евреям предоставить равноправие, отменить «черту оседлости», «процентную норму» и т.д.

Короленко писал о якутах, среди которых жил, об американских неграх и индейцах, которых увидел, когда ездил в Чикаго на Всемирную выставку. Писал о гибнущем от голода русском Поволжье и украинской «сорочинской трагедии», писал об уральском казачестве, удмуртах и поляках. Удивительно ли, что и дело Бейлиса не оставило его равнодушным? Тем более, что и здесь отчетливо проступало вмешательство свыше, за черносотенными «Союзом русского народа» и «Патриотическим обществом молодежи «Двуглавый орел» стоял министр юстиции Щегловитый, прокуратура, жандармерия, полиция... «Дело Бейлиса,— писал Ленин,— еще и еще раз обратило внимание всего цивилизованного мира на Россию, раскрыв позорные порядки, которые царят у нас. Ничего похожего на законность в России нет и следа. Все позволено для администрации и полиции, для бесшабашной и бесстыдной травли евреев — все позволено, вплоть до прикрытия и сокрытия преступления»².