Раскрепощение

Именно в этой атмосфере русское общество и организовало сопротивление беззаконию, произволу, разжиганию расистских, мракобесных чувств. В Петербурге происходит ряд совещаний юристов и писателей. Короленко, участник этих совещаний, составляет текст коллективного протеста под названием «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)». Протест публикуется за множеством подписей. Короленко пишет статьи «К вопросу о ритуальных убийствах», «Бейлис и мултанцы». «Черносотенная пресса кипит погромной агитацией. Летом, как писали в газетах, из разных мест Петербургской губ. стали приходить сообщения о появлении какого-то таинственного автомобиля. Огромный, окрашенный в коричневый цвет, он наводил страх на сельских обывателей. 3 июля, задрапированный какой-то материей, он промчался со страшной силой по улицам Луги, и всюду с автомобиля разбрасывали листовки об «иудейских зверствах»... В Киеве черносотенное общество «Двуглавый орел» распространяло листок, призывающий к погромам. Студент Голубев, видный член киевского союза русского народа, издал брошюру «Отрок-мученик Андрей Ющинский», и, наконец, агитаторы попытались объявить сбор на храм, посвященный памяти «отрока-мученика, евреями убиенного»... Агитация вползла на кафедру Государственной Думы. За подписью многих правых депутатов внесен запрос, в котором доказывается существование «обрядового употребления крови»... И, наконец, г. Марков II оглашает зал поистине звериным рыканьем. Он рисует перед депутатами лубочную картину «играющих в садике детей», к которым (среди бела дня!) «подкрадывается жидовский резник с длинным кривым ножом и, похитив резвящегося на солнце ребенка, тащит к себе в подвал». Левые депутаты хохотали... Тогда оратор стал грозить погромом... «И это будет не погром еврейских перин, а всех евреев начисто перебьют!» — восклицает он с тем же грубым пафосом». (Короленко В. Г., Полн. собр. соч., изд. 1914 г., т. IX, стр. 277)

Известные события не столь отдаленного прошлого (процессы 30-х годов с массовой истерией вокруг них и т.п.) мы не всегда в силах объяснить и теперь. Короленко искал аналогий и объяснения происходящему в истории. «Болезнь не новая. Были века, когда она со страшной силой охватывала целые местности и народы. Под влиянием такого именно психо-юридического настроения сотнями возникали в средневековой Европе процессы еретиков, колдунов и ведьм. В одной Германии в течение XVI и XVII столетий сожжено свыше ста тысяч ведьм. Изуверские суды, считали признание, добытое пытками, доказательством «более очевидным, чем сама истина»... Психическая зараза достигала такой интенсивности, что доносы поступали от мужей на жен, от братьев на сестер. И, наконец, один из самых жестоких судей, автор книги «Демонология» Ремигий дошел до такого исступления, что вообразил себя одержимым, донес на самого себя и дал сжечь себя на костре...» (там же, стр. 211).

В периоды такого массового, провоцируемого сверху помешательства необходимы особое мужество, светлый, непомутненный разум, вера в людей, в народ, и не созерцательное, а действенное стремление к его благу. Короленко едет в Киев, чтобы присутствовать на начавшемся процессе. Его авторитет в обществе был велик, позиция четко обозначена в многочисленных выступлениях в прессе. К нему с разных сторон обращались, предлагая принять участие в суде, выступить в защиту Бейлиса, да ему и самому хотелось этого, но помешала болезнь сердца. Она обострялась, приступы с каждым днем учащались, врачи и слышать не желали о предполагаемой поездке... «Но сидеть здесь и только читать газеты не могу»,— писал Короленко сестре из Полтавы. И — уже осуществив свое намерение: «Нахожусь в Киеве собственно потому, что не мог бы себе во время этой подлости найти места в Полтаве» (В. Г. Короленко. Избр. письма. Письмо Ф. Д. Батюшкову, изд-во «Мир», 1933 г., т.п, стр. 328).

На суде председательствовал Ф. А. Болдырев, не скрывавший своих симпатий к черносотенцам. Убийцы Андрея Ющинского, участники воровской шайки, выступали в качестве свидетелей. «Дело до такой степени явно и бесстыдно, что даже удивительно, и нужно разве совершенно подобранный (лично и поименно) состав присяжных, чтобы обвинить Бейлиса»,— писал Короленко. Его статьи, посвященные процессу, регулярно печатались в столичных газетах. За одну из них Короленко грозило заключение в крепости...

«В своей реплике сегодня прокурор уже не аргументировал,— говорилось в ней.— Вся его речь была страстным демагогическим воззванием к чувствам племенной ненависти и вражды. Этим подчеркнуты ожидания, какие обвинения возлагает на этот состав присяжных»...

И снова, как в «мултанском деле», наступает заключительный, важнейший момент процесса, который длился более месяца, готовился более двух лет... Все должны решить присяжные. Их двенадцать — семеро крестьян, три мещанина, два мелких чиновника.